Кавказская Албания, лезгинский Алпан и греческий Аполлон

Вопрос этнической принадлежности народов, населявших античное государство на Восточном Кавказе, которое называют Кавказской Албанией, остается дискуссионным, несмотря на большое число опубликованных в последние годы работ по истории этого древнего государства на территории Восточного Кавказа, а также успехи в дешифровке палимпсестов с албанскими христианскими текстами, обнаруженными в свое время в грузинском монастыре на Синае. Часть авторов настаивает на преобладании изначально лезгинского этнического массива на территории этого античного государства и ссылается на соответствующие источники, а также на расшифровку текстов указанных палимпсестов, результаты которых свидетельствуют о том, что язык палимпсестов относится к языкам лезгинской группы и близок к современному удинскому языку. Другие, соглашаясь с неоспоримым наличием в Кавказской Албании автохтонного лезгиноязычного населения, не согласны с доводами о доминирующей роли лезгин, ссылаясь на засвидетельствованную здесь полиэтничность, и пытаются обосновать значительную составляющую армянского, иранского и тюркского этнических массивов. Очевидной является политическая окраска данного круга вопросов в связи с проблемами разделенного народа – лезгин, исконная этническая территория которого вследствие развала СССР поделена между двумя новообразованными государствами: Республикой Азербайджан и Российской Федерацией по реке Самур. Характерным является лезгинское название реки Самур, впервые за историю разделившей единую этническую территорию лезгин на две части - Кьулан ВацI – т.е. «срединная река», «река, протекающая посередине». 

Особенность ситуации на Восточном Кавказе по сравнению с аналогичными проблемами в Нагорном Карабахе, Южной Осетии и т.д. заключается в том, что в случае Кавказской Албании загадочно «исчезло» известное со времен античности государство, не уступавшее по своему значению древним государствам Кавказа - Армении и Иберии (Грузии). Несомненно, что игнорирование очевидной роли лезгин в истории древней Кавказской Албании, Дагестана и современного Азербайджана, которое нередко имеет место в современной историографии, тормозит решение соответствующих «загадок» и обусловлено соображениями политического характера. Одним из важных вопросов является при этом решение проблемы происхождения этнонима «албан». Учеными давно было высказано предположение, что корни этого этнонима следует искать в языках автохтонных народов Восточного Кавказа (1). Среди прочих об этом достаточно убедительно высказался в 1993 году азербайджанский археолог Халилов, который еще в 1965 году проводил раскопки на территории проживания лезгин в Кусарском районе Азербайджана. По мнению автора этноним албан является производным от теонима Алпан, который известен в лезгинской мифологии как «бог огня». Он указывает далее, что «в истории зафиксировано много случаев, когда имя первичного божества впоследствии превращается в этническое наименование его почитателей: Ашшур – ассирийцы, Амурру – аморейцы и т.д. (2). Однако неясной оставалась долгое время этимология слова, корни которого пытались найти в армянском, иранском и даже в кельтском и алтайских языках!? Ряд армянских ислледователей придерживается мнения, что термины албан/агван являются не этническими, а географическими наименованиями. Следует сказать, что армянская форма соответствующего этнонима «агван», чаще других засвидетельствованная в источниках, несомненно, является производной из исконного термина «албан», зафиксированного намного ранее (по этой же схеме трансформируются у армян и другие албанские имена: Каланкатваци в Каганкатваци, Елисей/Елише в Егише, Алуэн в Агуэн и т.д.). Наиболее древним из засвидетельствованных в источниках соответствующих этнических наименований населения античного государства на Восточном Кавказе является древнегреческая форма «албан», зафиксированная в источниках II в. до н.э. (3), почти идентичная с лезгинским словом «алпан». В лезгинско-русском словаре слову «алпан» дается следующий русский перевод: 1) метеорит, 2) гибельное, страшное место, 3) Кавказская Албания (4). Там же далее приводится соответствующее лезгинское проклятие «вун алпанди ярай», которое авторы переводят как «пусть тебя метеорит ударит», хотя по смыслу более подходит «разрази тебя гром», или «да поразит тебя молния». Действительно, именно такой исконный смысл значения подтверждается материалом близкородственного лезгинскому табасаранского языка, где алпан означает «молния», а проклятие «алпанди йивривуз» переводится как «разрази тебя гром» (5). Второе значение слова алпан в вышеуказанном словаре было бы соответственно правильнее перевести как «место, сожженное ударом молнии». При всех достоинствах лезгинско-русских и русско-лезгинских словарей, изданных в советское время, следует отметить, что они создавались в основном на базе одного из северных диалектов и изобилуют заимствованиями из русского, арабского, иранских и тюркских языков. Интереснейший исконный материал остальных северных и в особенности южных лезгинских наречий остался невостребованным. Это обстоятельство является одной из причин того, что в указанном месте не приводится рассматриваемый теоним Алпан, представленный в фольклоре лезгин как божество огня. Функции данного божества позволяют утверждать, что речь здесь идет, несомненно, о боге-громовержце, основным оружием которого является молния. Не случайно, что боги-громовержцы в древней иконографии часто изображались со стилизованным пучком молний в одной и молотом в другой руке. Показательно, что наименование древнего государства на лезгинском языке по произношению идентично со словом, означающим «молния». Исконной формой данного имени является композиция «цIай-алпан» или вернее «цIай-лапан» (ср. будухское и крызское «лепан/лепян» - «молния»), последнее зафиксировано в указанном выше лезгинском словаре в значении «молния» и реконструируется до древнейшего общесеверовосточнокавказского праязыкового уровня (6). Данная композиция переводится по всей видимости как «огнем сверкать», так как первая часть во многих северокавказских языках означает «огонь», а вторая этимологизируется на материале ряда языков как «сверкать, блестеть», ср. чеченское лепа, бацбийское лепар «сверкать». Следовательно исконным значением композиции цIай-лапан было «блеск, вспышка огня», т.е. молния. Можно предположить, что имя лезгинского бога-громовержца Алпан первоначально также звучало в виде «цIай-лапан» и лишь впоследствии для простоты произношения было редуцировано до сохранившейся по настоящий день формы Алпан. Следует отметить, что слово, означающее молнию «цIай-лапан» в речи большинства лезгин звучит как «цIалпан» (ср агульские дилектные варианты цIелпан/цIалп, лакское цIупар, даргинскую диалектную форму цIалип «молния»), так что идентичность соответствующего теонима, слова, означающего молния и этнонима албан не вызывает сомнений. Тем самым отпадает проблема неясной этимологии слова албан/алпан/лапан, которое исконно являлось лишь составной частью рассматриваемого теонима и первоначально было компонентом словосочетания «блеск огня, молнии», что в точности соответствует функциям карающего огнем молнии бога-громовержца. Неслучайным является по всей видимости созвучие древнего бога грозы анатолийских хаттов-хеттов Телепину с лезгинским обозначением молнии «цIай-лапан». Возможно, что предпринятые до сих пор попытки выяснения этимологии имени Телепину через Теле-Пину не увенчались успехом по причине того, что исконная композиция была Те-Лепину. Вариации звука «т» и «ц» в начале слов в кавказских языках – явление обычное. 

Можно также провести параллель между теонимами Алпан и Аполлон у древних греков, с учетом того, что имя греческого бога, исконной родиной которого считается Малая Азия, не имеет этимологии на основе греческого или прочих индоевропейских языков. Характерно, что эпитетом Аполлона являлось слово Фебус, то есть «блестящий, сверкающий», что полностью соответствует предложенной выше этимологии лезгинского имени Алпан. Оружием Аполлона являются лук и стрелы, то есть молнии, что также свидетельствует об исконной функции «кавказского» Аполлона как бога грозы, вытесненного со своего пьедестала фигурой греческого бога грозы Зевса, который с определенного времени стал считаться отцом Аполлона в греческой мифологии. Древние греки по всей видимости заимствовали образ мечущего стрелы Аполлона из мифологии жителей Малой Азии. Не случайно то, что в Троянской войне между греками и жителями Малой Азии, описанной Гомером в Илиаде, Аполлон выступает не на стороне агрессоров-греков, а покровительствует защитникам Трои. Некоторые исследователи проводят параллель между Аполлоном и упомянутым выше анатолийским богом Телепину. Судя по всему имя и образ бога Аполлон/Алпан/ЦIалпан/Те-Лепину в разных вариантах было в древности  очень популярно в Малой Азии и на Кавказе и «кочевало» от одного народа к другому. Лексические связи между именами мифических персонажей Древнего Востока и Кавказа подтверждаются рядом других примеров и объясняются возможно генетическими связями между древним населением горных регионов Передней Азии и Кавказа. Это подтверждается также явными параллелями между мифологическими системами жителей горных регионов Передней Азии и Кавказа с одной стороны и индоевропейцев-греков, вытеснивших и ассимилировавших исконных жителей Балкан и Малой Азии, с другой.  Причем заимствование мифологических сюжетов и имен шло не от древних греков к жителям Передней Азии и Кавказа, а наоборот.

Предложенная теория происхождения имени Алпан на основе лезгинского словосочетания, исконно обозначавшего «молния», подтверждается другими примерами: в основу имени славянского бога-громовержца Перуна также заложено слово, исконно означавшее «огонь, молния», это относится и к имени бога-громовержца адыгейцев Шибле, что в переводе также означает «гроза, молния». Можно предположить, что на определенном этапе своей ранней истории (до распространения христианства в V веке) во главе пантеона лезгиноязычных народов стоял бог-громовержец, имя которого стало нарицательным для обозначения местных этнических объединений. Неизвестно однако, являлось ли это самоназванием или обозначением местных народов, бытовавшем у их соседей. Привенные в данной статье сведения свидетельствуют в пользу того, что «алпан/алпанар» было самоназванием лезгиноязычных народов уже в IV до нашей эры, так как в источниках II века «албаны» упоминаются как одно из элитных союзнических подразделений в войсках персидского царя  Дария, выступившего против Александра Великого в битве при Гавгамелах в 331 году до нашей эры. 

В том, что лезгинский бог грозы Алпан мог быть наделен функциями верховного бога, сомневаться не приходится (ср. – Зевс у греков), так как это среди прочего подтверждается фольклорным материалом (7). Страбон упоминает особое почитание албанами богини луны Селены (по-лезгински Варз), однако, маловероятно, что лунное божество могло быть возведено в ранг верховного. Реликтом поклонения луне у лезгин является сохранившийся у них ритуал вацIракъар, по-лезгински «дни луны» (8). 

Наличие общенационального религиозного культа является одним из непременных условий для создания и сохранения государственности, особенно учитывая этническое многообразие родственных между собой народов в условиях горной среды, картину которого мы до сих пор наблюдаем на территории проживания лезгиноязычных народов. Можно предположить, что утрата государственности и распад союза родственных племен, описанного Страбоном и другими хронистами античности, был среди прочего результатом незавершившейся консолидации указанных народностей вокруг местного культа бога-громовержца, а впоследствие на основе общности христианской веры, не утвердившейся в преимущественно языческой Албании (9). Симптоматичной является при этом широкая представленность и богатая смысловая насыщенность термина албан/алпан именно в диалектах собственно лезгинского языка, частичная утрата соответствующей мифологической терминологии у других лезгиноязычных народов и полное ее отсутствие у остальных соседей. У удин, одного из лезгиноязычных народов, которые нередко рассматриваются в качестве единственных «наследников» языка и культуры Кавказской Албании в связи с особо тесными параллелями между удинским языком и языком христианских текстов албанских палимпсестов, утеря имени Алпан является результатом этнической ассимиляции и глубокого проникновения враждебного язычеству христианства в культуру этого народа, непосредственно соседствовавшего с христианами – армянами. Пережитки древних языческих культов Кавказской Албании, сохранившиеся у лезгин до сих пор, свидетельствуют о преемственности соответствующих традиций именно у восточнолезгинских народов.

Что касается этнической истории Албании дохристианского периода, когда культ бога Алпана, которого Страбон при описании Кавказской Албании называет Зевсом, объединял родственные между собой лезгиноязычные народы, то о ней мы можем судить лишь по отрывочным свидетельствам древних хронистов, которые часто пользовались информацией не из «первых рук» (10). Попытки идентификации древних этнонимов, указанных в соответствующих источниках дополнительно осложняются путаницей в этнических наименованиях местных народов, которая сохраняется на Восточном Кавказе до сих пор: один и тот же народ может называться даже у ближайших соседей совершенно по-разному. Например, лезгины зовутся у даргинцев кававхье, у табасаранцев кюрелу, у агулов яркашуй, у лакцев ахты-курал; агулы зовутся у табасаранцев рукьушнар, у цахуров хывынбы, у лакцев агъал-кушайми; лакцы в свою очередь зовутся у лезгин яхул, у аварцев тумал, у даргинцев вулегуни; аварцы у лакцев зовутся яруса, у даргинцев кьарахъан, у лезгин бархъу, у кумыков тавлу и т.д.

Не менее сложна ситуация с самоназваниями, причем, самоидентификация горцев зависит от ситуации – например, прибыв на один из рынков в Южном Дагестане житель высокогорного села Куруш называет себя курушцем, в Махачкале он уже лезгин, в Москве – дагестанец, в Европе - россиянин. Такая ситуация типична и для большинства других горских народов Кавказа, что наряду с другими особенностями местной культуры издревле создавало вокруг них ореол таинственности и приводило к несуразицам при описании соответствующих этнических реалий. Так в древних источниках упоминается целый ряд племен, локализируемых на территории Восточного Кавказа: албаны, гелы, леги, утии, гаргары, чилбы, сильвы, лпины, цоды, каспии и т.д.. Из этих этнонимов лишь три - албаны, леги и утии - можно с большой долей вероятности идентифицировать как предков современных лезгин и удин. При этом в некоторых источниках албаны и леги являются наименованиями одного и того же народа – это наблюдается и в более позднее время, например, у грузинского писателя X века Евфимия Святогорца этнонимом леки названы албаны (11). 

Интересно также созвучие имени албан с упоминаемым в древнеармянских источниках этнонимом лпин/лбин – последний фигурируют у Плиния в форме «лупен». Еще во второй половине XIX века кавказовед И. Шопен высказал убеждение, что в названии страны «Лпинк-Лбния» нельзя не усмотреть искаженное силлабическое слоговое «Алпани», «Албания» или «Алания» (12). Подобную же мысль высказал С. Юшков в 30-е годы 20-го века: «Вопрос о Лбнии кажется, никем не был поставлен в исторической литературе, но можно полагать, что Лбния есть один из осколков древней Албании, а название Лбния есть модификация слова Албания» (13). Эта мысль подтверждается упоминанием страны под названием Лепон при перечислении областей, примыкающих к Албании с востока, у одного анонимного раннесредневекового автора из Равенны «...item patria Albania item patria Masageton, item patria Caspiae, item patria Lepon...» (14). Видимо не случайно, что соответствующая страна Лпин, упоминаемая в древнеармянских источниках, локализуется приблизительно в регионе нынешнего расселения лезгинских народностей шахдагской группы, крызов, будугцев и хиналугцев (15). Здесь для сравнения следует учесть наименование молнии у будухцев и крызов «лепан/лепян». Приведенные выше данные свидетельствуют о верности предположения, что соответствующие этнонимы первоначально были рефлексами местных теонимов Алпан/Лепан, в которых отображено слово, означающее на соответствующих языках понятие «молния» и «бог-громовержец».

Перечисление племен Кавказской Албании, когда на первом месте упоминаются албаны, становится более понятным, если после этнонима албан поставить двоеточие. То есть, после упоминания общего названия идет перечисление родственных этнических единиц, входящих в соответствующий союз. Именно так следует понимать послание, адресованное русскому царю Петру I удинами Карабаха в XVIII в. на удинском языке, где среди прочего сказано: «Мы агванцы и по нации утийцы», т.е. «мы удины, входившие в албанский союз» (16). По этой аналогии можно сказать также «мы албаны, по нации лезгины», «мы грузины, по нации мингрелы», «мы вайнахи, по нации ингуши» и т.д..

Таким образом собирательное наименование албан/алпан для союза племен, связанных между собой общностью культа верховного бога-громовержца Алпана, можно считать наиболее вероятной версией происхождения древнего этнонима. Однако, речь может здесь идти лишь об этнически близкородственных народностях, которые могли объясняться между собой на общепонятном языке-койнэ. Таким языком мог быть предшественник современного лезгинского, который до усиления на Восточном Кавказе тюркских государств, начиная со средневековья, и этнического обособления местных народов мог служить языком межнационального общения у удин, рутульцев, цахуров, агулов, табасаранцев, крызов, будухов и хиналугов – реликты этого положения наблюдаются по сегодняшний день (17). Кроме этого, именно на территории компактного проживания современных лезгин сохранились топонимы, созвучные с этнонимом албан/алпан (например, село Алпан на в Кубинском районе Азербайджана), именно в языке и фольклоре лезгин наиболее четко прослеживаются реликты древнего культа бога грозы Алпана. 

Особенностью лезгинского языка по сравнению, например, с аварским или даргинским, является его монолитность. Несмотря на деление лезгинского языка на ряд диалектов и наречий, лезгины свободно понимают друг друга, что нельзя сказать об аварцах и даргинцах, диалекты которых порой значительно отличаются друг от друга, что серьезно затрудняет и даже иключает возможность общения между собой на родном языке. В средневековье у предков аварцев сложился поэтому особый язык междиалектного и межнационального общения, который называют «болмац», то есть «язык войска», которым частично владели и соседи аварцев: андийцы, дидойцы и т.д.. Подобную роль в древности играл по всей видимости в Южном Дагестане и лезгинский. 

Что касается письменности Кавказской Албании, то кроме более или менее обширных текстов религиозного христианского содержания в виде упомянутых выше палимпсестов сохранились лишь реликты в виде кратких надписей на камне и т.д. Создание, а по другой версии восстановление письменности в Кавказской Албании связывается с именем армянского просветителя Месропа Маштоца (начало V века), который разработал систему письма на основе особого гортанного и грубого диалекта «гаргаров», одного из племен албанов. Маловероятно, что в этом случае имеется в виду удинский язык, отличающийся сравнительной мягкостью говора, скорее речь идет об одном из диалектов лезгинского языка, например кюринском. Кюринцы называют себя «кюрегю» и упоминаются в источниках как «курегуры», не исключено, что в этом местном этническом обозначении следует искать корни этнонима «гаргаров». 

Здесь следует сказать несколько слов о нашумевшей в свое время дешифровке предполагаемого текста на древнеалбанском языке исследователем из Дербента Ярали Яралиевым. Несмотря на достаточно убедительный метод дешифровки на основе современного лезгинского языка, материал текста, представлявшего собой рукописную копию утраченного по словам Яралиева оригинального документа на неизвестном языке, специалистами-филологами не был признан среди прочего ввиду сомнительности происхождения рукописи. Тем не менее вероятность того, что в будущем могут быть обнаружены новые свидетельства наличия древней письменности албанов не только религиозного, но также административного и прочего характера достаточно высокая.

Допуская, что исторически в населении Кавказской Албании в разные периоды могли быть представлены «нелезгинские» народы кавказского и иного происхождения, в качестве опоры соответствующей государственности, особенно в дохристианскую эпоху, могут рассматриваться народности лезгинской языковой группы, в первую очередь собственно лезгины, занимающие стратегически выгодное положение в предгорьях и горах Восточного Кавказа в непосредственной близости от Дербентского прохода. Историю Кавказской Албании можно поделить на два периода, которые можно условно назвать соответственно «лезгинским» и «удинским». Лезгинским периодом является отрезок времени до 461 года, когда самостоятельность Албанского царства была ликвидирована усилившейся державой персов – Сасанидов. В VI веке столица Албании была перенесена из Кабалы, то есть с исконной этнической территории лезгин, в Барду – город на равнине недалеко от среднего течения реки Кура. Эти меры были предприняты для ослабления роли предков лезгин, табасаранцев и агульцев, возможно также соседних даргинцев и кайтагцев, которые контролировали стратегически важный пункт – город Дербент, крупный религиозный и политический центр древней Кавказской Албании, единственное место на Восточном Кавказе, где могли пройти торговые караваны и крупные войсковые соединения. Сасаниды укрепили древние стены Дербента, который местные народы называли на свой лад (Чурул, Чулли, Чул, Кьвевар и т.д.), вытеснили местных жителей из Дербента и его окрестностей, заселили крепость лояльными себе племенами из Ирана и до прихода арабов в VII веке сами контролировали это особенно доходное место. Закат былого могущества Кавказской Албании, соперничавшей с Древним Римом, начался именно после утраты контроля над стратегически важным Дербентским проходом. Позже борьбу за контроль над доходным «таможенным пунктом» в  Дербенте продолжили хазары и арабы. Эта борьба не прекращается до сих пор: тот кто владеет Дербентом, контролирует весь Восточный Кавказ. 

«Удинским» периодом Кавказской Албании можно условно назвать века после упразднения Сасанидами Албанского царства, когда в равнинных и предгорных частях Кавказской Албании распространилась новая религия – христианство, которое, в отличие от предков удин, населявших соседние с армянами-христианами области Закавказья, не прижилось у остальных лезгиноязычных народов, до сих пор настороженно относящихся к религиям, привнесенным извне. В случае с соседней Грузией (Иберией) попытки консолидации разноязычных племен на основе общности религии увенчались успехом не в последнюю очередь потому, что соответствующая литургия и прочие религиозные ритуалы исполнялись на одном из местных языков, ставших одновременно общепризнанным административным языком государства. Таким образом центральная власть, сосредоточенная в руках наследственных монархов, что несвойственно для политического устройства кавказского общества, легитимировалась местной национальной церковью с ее приближенными к местному колориту ритуалами.  

Что касается исконной территории Кавказской Албании, то и здесь следует различать период до и после утери самостоятельности. Интересным в этом отношении является упоминание у древнегреческих авторов Кераунских гор, которые представляли собой северную границу Кавказской Албании (18).  Здесь могла иметься в виду гора Куру-Даг, известная в прошлом под названием Курей-Даг или Куреи(н)-Даг, одна из вершин Самурского хребта (19). Возможно, что так в древности назывался весь Самурский хребет, который обрамлял северную окраину античного государства (20). Некоторые ученые, включая в состав Кавказской Албании весь Нагорный Дагестан, тем не менее за центральную ее часть принимают именно область по реке Самур. Сама река Самур идентифицируется как упоминаемая у Птолемея река Албан, в непосредственной близости от которой на берегу Каспийского моря локализируется город Албана, развалины городища Топрах-Кала недалеко от г. Белиджи, к югу от Дербента (21). На исторической лезгинской территории расположены также остатки городища бывшей столицы Кавказской Албании (до V века) города Кабалака/Кабалак (предполагается этимология на основе лезгинского Кьвепелек «у двух холмов»).

Окончательные ответы на поставленные вопросы невозможны без детальных археологических исследований, в первую очередь на территории расселения лезгин, где имеются остатки поселений албанского времени, надписи на могильных камнях, предположительно на албанском языке, могущие пролить свет на неизвестные страницы истории Кавказа (22). Kак мы видим, утеря государственности не означает автоматически исчезновение соответствующего этноса – лезгинам благодаря своей многочисленности и труднодоступности мест обитания удалось сохранить в своем языке и культуре важные компоненты, характеризовавшие много веков назад Кавказскую Албанию. Современное положение лезгин и родственных народов на Восточном Кавказе, являющихся прямыми наследниками населения древней Кавказской Албании, является не в последнюю очередь результатом геополитической борьбы соседних с Кавказом держав за контроль над стратегически важными Дербентскими Воротами, через которые с древнейших времен проходили важнейшие торговые пути с юга на север. 

Этим объясняется и то обстоятельство, что языки некавказского происхождения сосредоточены именно в местах стратегически важных путей сообщения между югом и севером: в Дарьяльском ущелье, которое раньше называлось Аланскими Воротами (осетинский) и в окрестностях Дербента (татский, тюркский, до недавнего времени арабский).

1. Энциклопедический лексикон, т. 1, СПб, 1835, с. 415.

2. Дж. А. Халилов, О некоторых божествах древнелезгинского пантеона//Тезисы первой научной конференции «История лезгин», Баку, 1993, с. 25-26.

3. Г.А. Климов, Агванский язык, Языки мира: Кавказские языки, М. 1999, с.459.

4. Б. Талибов, М. Гаджиев, Лезгинско-русский словарь, М. 1966, с. 44.

5. Б.Г.-К. Ханмагомедов, К.Т. Шалбузов, Табасаранско-русский словарь, М. 2001, с. 56.

6. S. Nikolayev, S. Starostin, North Caucasian Etymological Dictionary, Moscow, 1994: Asterisk Press).

7. Ф.А. Бадалов, Астральная религия лезгин, книга I, Москва 2006, с. 132-135.

8. А.М. Ганиева, Очерки устно-поэтического творчества лезгин, М., 2004, с. 177.

9. А.К. Алекперов, Культы Азербайджана и антирелигиозная работа// Исследования по археологии и этнографии Азербайджана, Баку, 1960, с. 187-242.

10. К.В. Тревер, Очерки по истории и культуре Кавказской Албании, М. 1959. 

11. К.С. Кекелидзе, Вопросы классификации и географического распределения народов в древнегрузинской литературе//Этюды, т. I, с. 178. 

12. И. Шопен, Новые заметки на древние истории Кавказа и его обитателей, СПб., 1866, с. 373).

13. С. В. Юшков, К вопросу о границах древней Албании.—Исторические записки, т. I, изд. Института истории АН СССР, 1937, с. 138—139).

14. Аnonymi Ravennatis, Cosmographia, II. 12, р. 68.

15. Б.А. Арутюнян, К вопросу о локализации страны Лпинк, К освещению проблем истории и культуры Кавказской Албании и восточных провинций Армении. Составитель: П. М. Мурадян; Издательство Ереванского гос. университета, 1991, с. 107-125).

16. Государственный архив феодально-крепостнической эпохи. Армянские дела, 1724 г., л. 27.

17. М.М. Ихилов, Народности лезгинской группы, Махачкала, 1967, с. 35-37.

18. К. Алиев, Античные источники по истории Азербайджана, Баку, 1986, с. 19. 

19. Б.Г. Алиев, М.-С.К. Умаханов, Историческая география Дагестана, книга II, Махачкала, 2001, с. 210.

20. К. Алиев, Античная Кавказская Албания, Баку, 1992, с. 26. 

21. М. Исаков, Исчезнувший город в Дагестане// Исторический журнал, N6, 1941.

22. Н. Нариманов, И. Шихвердиев, Археологические материалы эпохи бронзы из Кубинского краеведческого музея// Археологические исследования в Азербайджане, Баку, 1965, с. 87).