Село Лаза. Впадина времени

...Когда мы проехали зеленый, уютный город Кусары, центр одноименного района (миновав и знаменитую статую оленя, и не менее знаменитую статую лошади, и побывав в доме, в котором некогда останавливался Михаил Юрьевич Лермонтов, великий русский поэт), и направились в сторону селения Лаза – нашему взору открылся пейзаж, каких мало. По обе стороны шоссе тянулись горы. Горы слоеные, как торт «наполеон»; горы дырчатые, словно известный сорт сыра; горы, изборожденные глубокими вертикальными морщинами, которые столетиями, наверное, протачивала вода; горы, словно бы исцарапанные когтями гигантского тигра; горы, в которых кто-то могучий решил вырубить нечто вроде фрагмента Великой Китайской стены, начал, да потом бросил, махнув на все рукой, и ушел в никуда... А прямо по курсу, вдали, невозмутимо возвышался Шахдаг, Царь-гора, со сверкающей под солнцем снежной шапкой, поднятой аж на четырехкилометровую высоту...  И я возблагодарил судьбу за то, что оказался в этом микроавтобусе, и  вижу все это великолепие. А начиналось-то все как?

...Вот только вчера, кажется, была суббота, а сегодня – снова суббота, значит, неделя прошла так быстро, шесть дней просвистели мимо, словно шесть пуль... Весь день я мотаюсь по городу, перескакивая с автобуса на метро и обратно, а кое-где и пешком. Всюду надо успеть, жизнь – это бег, скорость, гонка! И я не понимаю иногда, где первое мгновенье, где последнее... Гонка протекает под чудовищный, но, увы, ставший привычным шум: грохочут механизмы на стройках, визжат шинами автомобили, надсаживаются клаксоны автобусов, рокочет состав метро, громкая, бухающая музыка льется из динамиков, преувеличенно-бодро тараторят дикторы радио... На ползущем эскалаторе меня застает звонок друга. «Хочешь завтра поехать на день в горы? В Лаза?» - вопрошает он. «Хочу», - измученно выдыхаю я в мобилу. Да, я согласен ехать в горы пусть даже на день, лишь бы выпасть хоть ненадолго из этой нескончаемой и нудной гонки и перевести дух. И вот воскресным утром, в раннюю рань, микроавтобус с экскурсантами берет с места, направляясь в сторону Кусаров. Экскурсанты, мужчины, женщины и дети, среди которых есть и знакомые мне, и совсем незнакомые, оживленно переговариваются, словно до этого момента молчали целую вечность...

...Панорама далеких и разнообразных гор затуманивается, к сожалению, пылью: на этом участке идет ремонт дороги, нас обгоняют (и навстречу нам едут) огромные желтые самосвалы, вздымая тучи пыли. На обочинах дороги застыли желтые асфальтоукладчики, бульдозеры, катки, экскаваторы – машины, чем-то напоминающие доисторических ящеров, покрытых броней и ощетинившихся зубьями. Трудятся полуголые работяги в оранжевых касках. Пыль, пыль... Жаркое солнце. Правда, встречаются не только рабочие и звероподобная техника – на склонах гор пасутся лошадки, а несколько раз я замечал наверху коров, стоящих у обрыва с таким грустным видом, словно они раздумывали – а не броситься ли вниз?.. По обочинам шоссе, выписывающего крутые петли, застыли огромные валуны. Иногда они настолько правильной кубической формы, что напоминают зары, оброненные каким-то сказочным великаном (не тем ли, случайно, что недоделал великую стену в здешних горах? Ну и недотепа...).

Автобус проехал между двумя такими близко стоящими валунами, круто свернул, и...

Как мне описать ту картину, что открылась нам после этого? Представьте себе великое одеяло Вселенной, сшитое из желтых, зеленых и коричневых лоскутов, и сильно смятое. По одной из складок на этом одеяле и ехал наш автобус, и от вида бездны, открывшейся справа и внизу, перехватило дыхание. Один раз машина аж чиркнула двумя правыми колесами по самому краю дороги, за которым была пропасть, и женщины взвизгнули от испуга, но все кончилось хорошо: водитель прекрасно знал свое дело, ездил тут не впервые, а мы, пассажиры... «обделались легким испугом», как говаривал один мой приятель. Насколько хватал глаз, пропасти чередовались с возвышенностями, и на всей этой местности почти не было видно деревьев. Зато все это покрыто было зеленым ковром горного разнотравья, среди которого пестрели цветы самых разных  колеров и оттенков, которые только имеются на палитре художника. И, словно художник стряхнул с кисти множество алых капель – маки, маки...

Как свидетельство присутствия в этих горах человека, вдоль обочины тянется ряд потемневших, покосившихся телеграфных столбов с провисшими проводами. Потом  свидетельства  приобретают более современный и активный характер: дело в том, что в этих краях строится туристический центр «Шахдаг» и горнолыжный курорт, и на склонах гор видны возводящиеся здания. Вкалывают работяги, торчат подъемные краны, рычат бульдозеры и самосвалы, вгрызаются в землю экскаваторы... Потом все это остается позади, и вновь – складки одеяла Вселенной... 

Но вот и Лаза. Мы вылезаем из автобуса и спускаемся вниз пешком. Именно спускаемся: находящееся на высоте двух тысяч трехсот метров село Лаза расположено как бы на дне огромной чаши. Со всех сторон нас кольцом окружают горы, за ними высятся еще горы, за ними – еще, а выше всех торчит неровная макушка Шахдага, покрытая полосами снега, словно голова – седыми прядями. Со склонов каменной чаши кое-где стекают водопады, издали похожие на тонкие блестящие ниточки.  Само село небольшое, сверху очень похожее на игрушечное - тут и там в котловине разбросаны домики с крышами из оцинкованного железа, которые сверкают на солнце. Вокруг каждого домика – такие же небольшие огородики. Примерно в центре котловины, то есть на дне «чаши», стоит мечеть странного вида, похожая на стилизованную шахматную фигуру с заостренной верхушкой (мечеть тоже покрыта оцинкованным железом). Кое-где в огородиках возились крестьяне, в некоторых дворах стояли машины. А вообще тихо и покойно было здесь, в селении Лаза. И не скажешь, что в древности здесь проходил караванный путь через перевалы Главного Кавказского хребта, ведущий на юго-западные и северо-западные отроги Большого Кавказа – немалое оживление, надо полагать, царило тут в те времена... 

Женщины изъявили желание получше осмотреть село, а заодно и прикупить у местных жителей  чего-нибудь – сыру, например. Мужчины и дети не возражали. Мы медленно разбрелись по селу. Даже когда я шел по улочкам, рассматривая домики, заборы, шарахающихся в разные стороны кур, барана, привязанного к колышку и с угрюмым видом позирующего (его сфоткали все без исключения, настолько живописен был баран) – даже вблизи село продолжало казаться игрушечным и уютным. Здесь было очень мало деревьев, но очень много скотины. В тени большого сарая, в котором сушили кизяк (запасали на зиму топливо), жались к стене шестеро телят. На наше мощное сюсюканье телята не купились, глядели на нас с опаской и избегали прикосновений. Лишь одного теленка мне удалось почесать там, где у него вот-вот должны были прорезаться рожки. В воздухе стоял густой запах навоза, причудливо смешанный с запахом травы и ароматом цветов. Высоко на склонах котловины паслась большая отара овец. Подгоняемые чабаном, овцы резво и привычно передвигались по довольно крутому склону, так, что я чисто по марк-твеновски подумал:  у этих тварей, наверное, ноги с одной стороны длиннее, чем с другой...  Из-за заборов выглядывали любопытные, но робкие детишки.

Попытки купить что-нибудь съестное у местных жителей потерпели неудачу. Невозмутимые крестьяне все, как один, советовали нам заглянуть в сельмаг. Мы заглянули в него – вполне типовое сооружение в виде каменной коробки, выкрашенной в голубой цвет – но поживиться и там было нечем. Все продукты были привозными, из Баку, и стоили дороговато. Зато мы наполнили пластиковые бутыли холодной и вкусной родниковой водой – один из водопадов был пойман в керамический желоб и стекал тонкой, но плотной струйкой.

В одном из дворов я увидел старушку, вежливо поздоровался, попросил разрешения посидеть на лавочке в тени. Понемногу завел разговор о хозяйстве. Местные жители, лезгины, занимаются в основном скотоводством. Фруктовые деревья тут плодоносят неохотно, даже помидоры-огурцы и то вырастить проблема – слишком короток здесь теплый летний сезон. Зато здесь родится превосходная картошка и еще более превосходный лук. У одного из подошедших мужчин я спросил, много ли тут бывает снега зимой и трудно ли передвигаться по зимним дорогам. Он ответил, что снега бывает много, а вот с дорог его не счищают специально: достигается лучшее сцепление колес с полотном... Потом я пошел дальше.

Почти рядом с блестящей на солнце мечетью возвышалась островерхая скала высотой метров в тридцать, поросшая пестрыми цветочками. Кое-где, на разной высоте, в скале были пробиты большие отверстия неправильной формы. Гид объяснил, что в давние времена местные жители выдолбили эту скалу изнутри, превратив в своеобразную естественную крепость. У  подножья ее протекала  неширокая, но шумная речка – продолжение водопада. Через речку был перекинут деревянный мостик. Я умылся холодной водой и уселся на мостике, свесив ножки. Было тихо и спокойно, лишь насекомые жужжали, да где-то в отдалении брехал пес – наверняка на кого-нибудь из моих попутчиков. Порхали бабочки-белянки.

Тихая, неторопливая, несуетная жизнь... Края гигантской чаши вокруг и синее небо вверху... Я вспомнил свой нескончаемый бег в пересеченном пространстве мегаполисе и остро ощутил, в каком ином мире я оказался. Мне даже пришло в голову, что здесь, в селении Лаза, Время течет совсем не так, как во всем остальном мире. Здесь оно течет замедленно. Если сравнивать Время, скажем, с рекой, то ведь и в реке вода течет неодинаково – в стремнине быстрей, ближе к берегам – медленней, у самого дна – еще медленней... А если в речном дне имеется глубокая яма, то в ней вода практически неподвижна... Вот примерно в таком месте я сейчас и находился. Во впадине Времени, где Время, задевая за землю, людей, коров и здания, сильно замедляет свой ход и становится тягучим... И люди тут – неспешные, обстоятельные, вдумчивые. Мне вдруг захотелось пожить тут с недельку, чтобы погрузиться в иной темпоритм – не тот, в котором я привык жить каждый день. Конечно я, привыкший к нескончаемому бегу, не выдержу здесь долго, но ведь надо побывать и в стремнине Времени, и во впадине его, чтобы было, с чем сравнивать!

Когда мы уезжали из селения Лаза, я увидел, как тонкая, гибкая девочка лет двенадцати, в голубеньком платье, стремительно сбегала вниз по склону. Я даже подумал – насколько замедлится скорость ее бега там, внизу, когда девочка с маху влетит в плотное, как вода, Время на дне впадины? Но увидеть это мне не довелось. Автобус взревел и двинулся обратно, в сторону столицы. 

Закрыв глаза, я мысленно прокручивал в уме увиденное. Я старался отогнать от себя мысли о том, что возвращаюсь в суматоху и суету мегаполиса. Я думал о том, что совсем недалеко от селения Лаза есть село Ханалыг, расположенное на горной вершине. Вот интересно, подумал я, а как течет время там, на возвышенности Времени? Наверняка быстрей, чем в Лаза. Надо бы съездить, посмотреть, убедиться. Чтобы было, с чем сравнивать...