Лезгинское восстание в Кахетии в 1863 году

Правую сторону долины окаймляет невысокий кряж пологих холмов, отделяющий ее от долины реки Иоры. Эти холмы обращены своими покатостями на восток, на солнечную сторону, лежат, так сказать, на припеке, что и создает им (при совместном на них воздействии солнца и лучистого холода противолежащих снеговых вершин Дагестана) самые благоприятные условия для разведения садов и виноградников. Тут-то и производятся лучшие сорта кахетинского вина. Селения раскинулись по отлогостям холмов, спустились далеко и в долину, некоторые до самой Алазани, и утопают в зелени садов и виноградников, давая о себе знать сквозящими из-за древесной листвы, красными, черепичными крышами. На расстоянии верст пятидесяти, один от другого, поместились на этом кряже и два города: Телав и Сигнах, на возвышенностях, командующих долиною. В первом из них до семи, а во втором, до десяти тысяч жителей.

По этой общей конфигурации долины можно видеть, что Кахетия составляет такой естественный географический особняк, которому лучше всего соответствовал бы и особняк административный; не даром и существовало здесь в старину особое кахетинское царство. Алазанская область или губерния, казалось бы, удобнее всего могла бы ведать и согласовать интересы разноплеменного своего населения — грузин, лезгин, армян и татар, — об этом не раз заходила и речь, а в конце пятидесятых годов, при наместничестве кн. Барятинского, выработан был и проект положения об управлении этой областью; но почему-то, как множество и других прекраснейших начинаний, он канул в Лету, и Кахетия дробится и по сие время на целую серию различных административных кусочков. В ней распоряжается и  тифлисский губернатор, и начальник северного Дагестана и губернаторы Елизаветопольский и Бакинский. У каждого из них есть тут свой кусочек, и всякий из них действует по своему личному усмотрению и хотя много раз сказывалось неудобство такого административного дробления; но мы за частую бываем консервативными там именно, где это совсем не нужно.

Вид на Алазанскую долину из Телава один из прелестнейших на Кавказе. В летнее время, когда южная природа ярко блещет своею красою, на него не наглядишься, он никогда не прискучивает. Дом, в котором я жил в шестидесятых годах, состоя в должности телавского уездного начальника, помещался под таким углом, что с широкой его террасы вся долина по направлению к городу Нухе виднелась до тех пор, пока даль не переходила в туман. Противолежащие Телаву колоссальные выступы Дагестанского хребта рельефно обозначали расположение населенных местностей, частию выходящих на долину, частию прячущихся за ними, и благодаря этому рельефу, с террасы моей можно было с точностью распознать, в котором из заалазанских селений курится синей полоской дымок, блещет золотистая нива, или белеется каменная церковь. Напротив самого Телава в селении Греми красовался величественный остов древнего храма, разрушенного в XVII столетии персианами, налево от него шел крутой выступ, у подножия которого виднелось большое селение Шильды, за этим выступом скрывается еще большее селение Кварели, затем опять выступ, за ним селение Гавазы, а рядом укрепление Сацхенисы. От Телава эти два последние пункта отстояли по прямому направлению не менее как на пятьдесят верст, и тут была граница моего уезда. За нею шел уже Северный Дагестан и входивший в него Закатальский округ. Но и за этой пограничной чертой, в ясный безоблачный день, долину можно было, правда, уже при помощи сильного бинокля, распознавать по дальнейшим на ней горным выступам и указать безошибочно, где лежат Лагодехи, штаб-квартира тифлисского полка. Имея перед собою постоянно такую грандиозную панораму, я чрезвычайно любил свою террасу, и всякий случайный на ней у меня гость из северного далека приходил от нее в восхищение. В числе таких гостей вспоминаются мне и мастера живописи — Горшильд, Лагорио, Добровольский, Коренев, — набрасывавшие отсюда свои эскизы. Начало шестидесятых годов было благодатной порой для Кахетии. Покоренный оружием Дагестан замирился, Шамиль проживал с 1859 года почетным пленником в Калуге, и, после беспрерывной и вековой резни с лезгинами, грузины вкушали полные мир и спокойствие. Но мрачное прошлое не скоро сглаживается из памяти людей, его переживших, и рассказы о нем очевидцев были полны тогда еще жизненности.

Военные действия начинались с весны, и их прекращала только зима, заваливая глубочайшим снегом все выходы из гор; но как только весеннее солнце давало опять проталины и по ним являлась возможность спускаться на долину, лезгины не заставляли себя ждать и появлялись во множестве отдельных партий. Милиции составляли передовую цепь кордона, они первыми встречали спускавшихся с гор хищников, и если, несмотря на их противодействие, те все-таки добирались до подошвы гор, регулярные войска мешали им прорываться далее, а затем миновавшие и эту преграду лезгины натыкались в долине на поголовно вооруженные селения, имевшие каждое свою боевую организацию. Чтобы население не могло быть захвачено в расплох, существовали сигналы. На самых вершинах стояло несколько башен — Андаразанская, Кодорская, Пахалиставская, Мухахская и др. — на них караулы содержала грузинская пешая дружина и следила за каждым шагом лезгин; как только замечалась спускавшаяся их партия, тотчас же на башне зажигались пуки соломы, им вторили казачьи вышки на долине, и этим способом призывалось сельское население и кордонная линия к тревоге. Иллюминация эта повторялась чуть не изо дня в день и отчетливо виднелась из Телава. И, несмотря на такую, прекрасно выработанную организацию обороны и постоянную, напряженную бдительность войск и населения, хищникам нередко удавалось наносить Кахетии страшные бедствия.

Набеги их сопровождались всегда резней, доходившей до ужасного зверства. Лезгин глядел на грузина, как на поганого, нечистого — гяура, уничтожение которого считал за подвижничество, ведущее его прямо в рай Магомета, а трупы убитых врагов подвергались им возмутительному поруганию. В плен брались только солдаты и маленькие дети, за первых получался выкуп, а последних лезгины обрезывали, обращали в ислам, выращивали и восполняли ими убыль в своих рядах. Щадили они из грузин только тех, которые известны были своим достатком; их сажали на цепь, в яму, и томили там неволею, пока не получали большого выкупа. Так протомился у них несколько лет князь Илья Дмитриевич Орбелиани, впоследствии известный герой Крымской войны. Попался им однажды приехавший из Петербурга лейб-гусарский поручик А* (ныне член Государственного Совета), и они продержали его с полгода в яме, пока богатые его родители не внесли за него выкуп, состоявший из мешка золота, равнявшегося горской рубашке, а за княгинь Чавчавадзе и Орбелиани с детьми Шамиль тогда только согласился взять 40 тыс. руб., когда вернули ему его сына. Но все это были исключения, а большею частью грузин резали без пощады и отсекали у них кисти правой руки, которыми, как трофеями, украшали свои сакли. Тот же ужасный обычай практиковался и горным грузинским племенем — тушинами. У поседевшего в боях героя их, знаменитого Шете, на сакле насчитывалось, говорят, до 800 рук лезгинских.

Но, кроме этих горных трущоб Дагестана, беспощадно угнетавших Кахетию, в самой Алазанской долине расположено было столь же враждебное грузинам население Закатальского округа, состоящее тоже из лезгин, спустившихся сюда с гор два с половиной века тому назад и с тех пор здесь укоренившихся. Событие это имело роковое значение не только для одной Кахетии, но и для всего грузинского царства, и случилось в 1617 году, когда в Персии царствовал знаменитый в летописях Востока, Шах-Абасс. Он давно добирался до Грузии, переставшей платить дань еще при его предместниках. Собрав огромные полчища и войдя в союз с дагестанскими лезгинами, одновременно с ними сделал он нашествие на Алазанскую долину, и до такой степени опустошил ее, что кахетинский царь Теймураз должен был бежать из разрушенной столицы своей, Греми, и искать спасения в неприступных горах Тушетии. Отсюда послал он к Московскому царю Михаилу Федоровичу посольство, прося его защиты. Значительная часть населения Алазанской долины была уведена Шах-Абассом в плен, а спустившиеся с гор по Мухахскому ущелью лезгины заняли лучшую часть долины и навсегда свили себе тут два гнезда — в Джарах и Белоканах. С тех пор, среди искони христианского населения Кахетии, внедрилось мусульманство и начало насильственное обращение его в ислам, а внутренние раздоры царей кахетинского, карталинского и имеретинского шли только лезгинам в руку. Враждующие между собою цари приглашали их каждый, в свою очередь, к себе на подмогу, и таким образом отдавали им свою несчастную родину в жертву. Это-то и повело к окончательному разложению грузинского царства.