Интервью с известным лезгинским ученым - Энвером Кисриевым

 

В последние годы я стал снова больше внимания уделять методологическим и теоретическим вопросам понимания социальной реальности. Прошли два очень бурных 12-летних периода истории нашей страны: 1988-2000-2012 гг. Характер и масштабы трансформаций были грандиозными. Но работать было интересно, хотя жить в эпоху перемен, как известно, никому не желают. За эти годы мне довелось провести множество социологических исследований. Осмысление происходившего тогда занимало меня целиком. Сейчас в происходящем я не вижу новизны, определенности развивающегося процесса. Наше общество, похоже, опять подходит к развилке дорог, как богатырь во многих русских сказках. Впереди, по-видимому, новые серьезные перемены. Может быть поэтому я увлекся общими теоретическими и методологическими вопросами. В этой области есть очень глубокие, правда, довольно сложные для понимания подходы и концепции. Изучение этих вещей – довольно увлекательное дело.

Из числа конкретных моих работ хочу отметить разработку концепции научного исследования современного исламизма на политической карте мира. Проект зародился в 2009 году в секторе Сравнительной регионалистики, который я возглавляю в «Центре цивилизационных и региональных исследований» института Африки РАН. В 2010 году проект был закончен и принят в план научно- исследовательских работ. В декабре того же 2010 года, как известно, начались социальные волнения в Тунисе, послужившие к весне 2011 года запалом серьезных политических перемен взрывного характера на пространствах Ближнего Востока и Магриба. Их принято называть «Арабской весной». Это послужило дополнительным стимулом сосредоточения научных усилий на этом круге проблем.

За прошедшее время нашему сектору удалось провести ряд круглых столов и конференций, что позволило сформировать коллектив ученых, работающих в различных научных и учебных учреждениях (в том числе за рубежом), для поэтапного осуществления этого проекта. Не буду рассказывать о множестве промежуточных, весьма интересных, дел нашего коллектива в реализации этого проекта, но отмечу главное:

В 2015 году был издан первый том по этой проблеме - монография «Исламские радикальные движения на политической карте современного мира. Страны Северной и Северо-Восточной Африки». (М., 2015.)

А совсем недавно вышла из печати вторая монография этого проекта, на этот раз посвященная Кавказу:«Радикальные исламистские движения на современной политической карте мира. Северный и Южный Кавказ». (М., 2017.) 

Впереди еще много дел, и еще больше трудностей в реализации этого очень обширного проекта.

Не стоит преувеличивать персональную роль кого-либо в этом проекте, но действительно, проект зародился в нашем секторе и мы координируем всю работу по его реализации. Книга получилась большая – 610 страниц и, как все отмечают, очень высокого полиграфического качества. Правда, это не имеет отношения к научной стороне дела.

Данная проблематика отчетливо заявила о себе с конца 70 гг. прошлого века, после революции в Иране и ввода советских войск в Афганистан, и с того времени только усиливается. Мощным толчком, поставившим эту проблематику в центр наиболее злободневных мировых политических тенденций, стали события 11 сентября 2001 года в США и все, что последовало за этим. Выше я сказал о значимости для этой проблематики событий «Арабской весны».

Ислам почти во всех регионах мира демонстрирует в настоящее время повышенную активность, превращаясь иногда в чуть ли не важнейший фактор многообразных внутриполитических процессов в ряде стран мира, в региональных межгосударственных отношениях и, наконец, в глобальном политическом процессе. Надо сказать, что и Дагестан, и соседние с ним регионы сыграли немалую роль в этом.

Обилие событий относительно деятельности исламистов, многообразные описания, комментарии политологов и экспертов, заявления политиков, оценочные суждения, высказываемые разными лидерами общественного мнения – все это уже давно обрушивается на людей и формирует их представления об этом явлении. Оказавшись в эпицентре мирового политического процесса, исламская проблематика проявляет себя в самых разнообразных формах и вызывает самые разные реакции. В итоге эта чрезвычайно актуальная и столь болезненная тема не могла не породить множество легковесных, эмоционально насыщенных и политически  ангажированных понятий и суждений, которые и сейчас господствуют в массовом сознании.

Так, как правило, подразумевается, что религия ислама или отдельные его исторически сложившиеся течения решающим образом мотивируют сейчас группы своих приверженцев на определенного рода политические действия. Отсюда разгадку радикальных исламистских движений пытаются, как правило, отыскать в теологических конструктах - отдельных исторически сложившихся мусульманских течениях, скажем, «ваххабизма», «салафизма», «суфизма», «тарикатизма», «такфиризма», «джихадизма», «халифатизма» и т.д. Этот подход к пониманию современных политических движений исламистской направленности можно назвать «теолого-идеологическим». Так, во многих текстах по этой теме можно обнаружить позицию, что определенные теологические течения ислама, возникавшие в свое время и по своим историческим причинам, теперь, в наше время, непосредственно мотивируют своих приверженцев на акции политического экстремизма. Представлять дело так, что суть исламизма в теологии ислама, просто недоразумение, если не сознательное отвлечение внимания от подлинных причин происходящего. Приводить отдельные цитаты из Корана с целью доказательства происхождения современных исламистских движений – профанация научного исследования.

Все это существенно затрудняет его научное изучение. Поэтому для нас вопрос стоял скорее не в том, чтобы «по крупицам собирать факты», а в том, чтобы систематизировать и осмыслить всю эту огромную информационную стихию, следуя строгим правилам научного исследования, не упуская из поля зрения суть. Теолого-идеологический подход к осмыслению нынешних социально-политических трансформаций в исламском мире несостоятелен. Мы исходили из того, что концепция радикальных исламских движений должна определяться не с религиоведческой точки зрения.

Феномен «исламского экстремизма» следует изучать исходя из социетальных реалий современности, а не путем обращения к теологическим формулам, которые зарождались и развивались в свое время и в ходе различных и всегда совершенно конкретных исторических процессов. Для нас же главным было понимание того, что исламизм, какие бы теолого-идеологические одеяния он при этом на себя не примеривал, использует религию ислама в качестве средства для достижении определенных политически ангажированных целей. Поскольку религия в наш век вновь стала приобретать для многих людей огромную значимость, важно понимать принципиальное различие между религией как самоцелью - самоценным духовным знанием-поведением верующего и «религией» превратившейся в средство достижения вполне земных, конкретных целей определенных политически ориентированных групп.

Мы исходили из цивилизационного подхода, в котором сочетаются исторические, культурологические и социологические конструкты реальности. Концепция «радикального исламизма в нашем понимании носит операциональный характер, позволяющий однозначно (без идеологических и психологических предпочтений) идентифицировать происходящие общественно-политические процессы и извлекать из изучения отдельных случаев и их сопоставлений между собой объективное знание о происходящем. Этот подход позволяет более адекватно представлять причины зарождения различных течений исламизма, их организационные структуры, пропагандистские ресурсы и цели в конкретных обстоятельствах.

Конечно, говорить о какой-то универсальной и всеобъемлющей концепции, объясняющей всё и вся в проблематике современного радикального исламизма не приходится. Так не бывает в общественной науке. Тем более, что проблемы исламистских движений под религиозными лозунгами никак не отнесешь к «кабинетным», сугубо «научным» вопросам. Основная задача проекта – дать достаточно полное научное представление о деятельности радикальных исламистских движений и организаций во всех регионах мира.

Кратко осветить эти вопросы очень трудно. В целом, мне кажется, что в Дагестане проявления религиозного экстремизма – я говорю о прямых силовых акциях исламистов – в последние годы заметно снизились. Это обусловлено не столько тем, что хорошо поработали правоохранительные, воспитательные или идеологические организации. Я думаю, что Катастрофа (гибель советского государства) породила и вырастила в 90-е годы прошедшего века тип молодого ниспровергателя, «революционера», открывшего для себя духовный мир исламской традиции и противопоставившего себя той мрачной реальности, с которой большинству граждан пришлось тогда иметь дело. Он – этот тип радикала - был обречен, поскольку присвоил себе право на прямое насилие, он сошел со сцены, в основном, в первом десятилетии XXI века. Профиль последующих поколенческих волн в Дагестане каждый раз иной, иными становятся и события жизни. В настоящее время общая ситуация в республике в этом отношении значительно спокойнее.

Более обстоятельно на эту тему я говорить здесь не могу, поскольку это потребует много времени, длинных обоснований и т.д.

Что касается юга Дагестана. Действительно, здесь в последние годы активней проявляют себя экстремистские группировки. Обусловлено это, думаю, тем, что южный Дагестан все глубже погружается в экономическую депрессию, вызванную, главным образом, объективными обстоятельствами непреодолимой силы – государственная граница перерезала участок территории Кавказа, где во все периоды прошлой многовековой истории находилось «солнечное сплетение», интенсивный узел политических, экономических и этнокультурных взаимодействий проживающего здесь народа. Тот факт, что власти Дагестана «не видят» этого, не обращают никакого внимания – это отнесем к категории субъективных факторов.

И все-таки, есть основания предположить, что экстремистский (криминальный) исламизм будет ослабевать в Дагестане. Однако исламизм как таковой, то есть, формирование оппозиционных групп, идеологических учений и протестной деятельности, использующих ислам в качестве мотивационного и мобилизационного средства, будет продолжаться, но, может быть, в новых формах и функциях. Это неизбежно, поскольку их порождают реальности жизни. Желательно было бы, чтобы эти тенденции не приобретали нелегитимный криминальный характер.

Не уверен, что «традиционная дагестанская система» у нас сохраняется где-либо, хоть в какой-нибудь цельности. Радикализм – это веяние нашего времени, он произрастает сейчас, везде и на всем. Религиозный радикализм – одно из направлений социального радикализма нашего времени. Современный мир становится агностичным («непознаваемым»), аморальным, алогичным, асимметричным, атипическим…

 

Все это не может не порождать замешательства особенно среди молодых людей, что порождает необходимость поисков надежных смыслов и подлинных ценностей, на которые можно было бы опереться в жизни. Обращение к религиозным ценностям в таких условиях стало обычным и они с неизбежностью оказываются противостоящими статус-кво. Здесь я не хочу выделять ислам из общего потока этих современных общественно-политических тенденций. Общие закономерности нашего времени везде едины. Поэтому правильней говорить не об их «врастании» в систему, а об их «разрастании» внутри систем.

Простых ответов, что с этим делать, нет, поскольку ЭТО определяет основное содержание происходящего сейчас во всем мире.

 

Феномен самоизоляции ряда дагестанских джамаатов является естественной реакцией сельских общин на токсичность того образа и стиля жизни, который становится доминирующим и захватывает мир. Его неприятие порождает стремление «закрыться», сохранить себя в чистоте и целостности. Основным ресурсом для этого оказывается религия – ислам. Властям приходится считаться с этим, хотя именно их прямые действия часто вызывали стремление населения джамаата закрыться.

Никакого особого влияния политическое образование под название «Исламское государство Ирака и Шама» не оказывает на Кавказ. А какое-то влияние этот феномен оказывает и на Западную Европу и т.д., и даже на Австралию. Но оно ничтожно для всех этих регионов, хотя разговоров об этом много. ДАИШ - искусственное образование, конструкт политических технологий. Смертельным для него стало бы, если б о нем перестали говорить. Его включили в дискурс для обоснования политических действий определенного рода, и он активно и эффективно утверждает себя через СМИ. Причем, его принимают за реальность и используют в своих интересах, решая свои задачи, все стороны конфликтных отношений этого региона, да и во всем мире.

В социологии есть т.н. «теорема Томаса», которая гласит: «То, что определяется людьми как реальное, оказывается реальным в своих последствиях». Это обстоятельство следует учитывать, когда говорят о ДАИШ. И именно поэтому это образование – реальность с весьма заметными последствиями. И самое прискорбное, что конструкт «ДАИШ» втягивает в себя, как пылесос, множество беспокойных и ищущих смысла жизни, беспокойных молодых душ, которые, в конце концов, погибают там за иллюзорные цели, так же далекие от осуществимости, как и от действительных ценностей, политической культуры и исторических традиций ислама.

Разумеется, в Азербайджане есть объективные причины для появления и распространения радикальных настроений, как и почти во всех странах. Не думаю, что в Азербайджане эта проблематика как-то особо актуальна или особо обострена.

Главная специфика Азербайджана в сложившейся там религиозной коллизии. Доминирующий этнический компонент республики исповедует шиитский ислам, а главный оплот и авторитет шиизма сосредоточен, как известно, в Иране, с которым у Азербайджана никак не складываются гармоничные отношения. Одновременно, Турция – самый близкий Азербайджану союзник -  является суннитской страной, а суннизм в Азербайджане исповедуют, главным образом, этнические лезгины и аварцы, а также представители других народов Северного Кавказа. Есть прямые указания, что правящие круги Азербайджана сдерживают деятельность шиитских религиозных авторитетов и поддерживают суннитское исповедание. Но представить себе, что из этого может выйти что-то продуктивное, очень сложно. С другой стороны, сложно также представить себе, что национальное самосознание, скажем, лезгин и аварцев начнет слабеть даже при самом благоприятном отношении к суннитам азербайджанских властей. Получается переплетение трудноразрешимых коллизий.

Простых рецептов нет, но средств и направлений противостояния радикализму много. Главное – не заниматься формалистикой, пустым обозначением деятельности. Радикальные настроения – это серьезно, они зарождаются и произрастают в умах на подготовленной для этого почве. Экстремиста нельзя просто диагностировать как «плохого человека», «опасного», «потенциального преступника». Нельзя думать, что это какой-то порок, требующий устранения, изоляции.

Нужно понимать, что радикальные настроения среди молодежи рождаются и укрепляются под воздействием определенных факторов реальной жизни, они захватывают, как правило, людей сильных, неравнодушных, чувствительных к несправедливости. «Бороться с экстремизмом», направляя свое контр-оружие непосредственно на содержание и смыслы, на содержание того, что идеологически проговаривается – пустое дело. Нужно осознать объективные причины, глубинные источники молодежного экстремизма. Они – эти причины и источники – в вопиющих несоответствиях нашей жизни. Нужно признать реальность и могущество этих несоответствий. Тогда станет ясно, что борьба с радикализмом – будет означать прежде всего неприятие этих несправедливостей и борьбу с ними, но только законными, легальными средствами. Тогда возможна трансформация экстремистских настроений, перевод их на путь активной гражданской позиции в рамках легальных, ненасильственных инициатив.

Молодежные форумы, которые стали проводиться под эгидой ФЛНКА, делают нужное и полезное дело именно потому, что вовлекают нашу молодежь в содержательный и публичный диалог по самым актуальным проблемам жизни, поиску их решений в рамках гражданских инициатив. Надеюсь, они принесут пользу нашей молодежи и республике в целом.

Я думаю, что ответил на этот вопрос выше, говоря о том, как нужно противостоять радикальным и экстремистским настроениям среди нашей молодежи. Это был ответ исследователя, который занимается этой проблематикой. Но жизнь очень сложная штука и каждый человек вносит свой посильный вклад в характер развивающейся ситуации. При этом, большие начальники вносят больший вклад, и чем большим числом людей управляет начальник, тем значительней его вклад.

Поскольку советы давать легко, я предложу большим начальникам прислушиваться к позиции ученых, которые профессионально занимаются изучением этого, а самым большим начальникам пожелаю строже спрашивать с подчиненных и полнее осознавать свою прямую ответственность за то, что происходит и может произойти.