Война как человеческая трагедия в воспоминаниях дагестанских эмигрантов

Вторая мировая война стала водоразделом в судьбах миллионов людей. Многих бывших граждан СССР, в том числе дагестанцев, она разделила на своих и чужих. Чужими были те, кто в силу разных причин оказался по ту сторону фронта: одни в лагерях для военнопленных, другие – в военных формированиях типа Северокавказского легиона и пр.

Большинство дагестанцев после окончания войны вернулись домой. Но были и такие, кто предпочел остаться на Западе. Мотивы были разные: одни боялись ответа за сотрудничество с немцами, другие бежали от сталинских репрессий, третьи предпочли западный образ жизни и т. д.

Среди тех, кто после окончания войны не вернулся в родной Дагестан, оказались и бывшие граждане СССР, а впоследствии – граждане Турции: Сефер Аймерген (Магомед Шасаев), Нежметтин Самур (Нажмудин Казиев) и Муса Рамазан (Муса Рамазанов). Им принадлежат автобиографические сочинения, вышедшие в 90-х годах на турецком языке . Появление произведений подобного рода в Турции именно в этот период связано с теми благоприятными условиями, которые сложились на международной арене в 80–90-х годах ХХ века.

Оставаясь долгие годы наиболее таинственной, информационно закрытой прослойкой советской эмиграции, бывшие советские граждане не имели возможности открыто донести до своих соотечественников всю правду о своей судьбе. Все, что с ними случилось, все, что они пережили, не подлежало обсуждению в печати, не могло стать темой научного исследования или художественного осмысления. Все это оценивалось однозначно отрицательно.

В сюжетно-содержательном плане мемуарные произведения дагестанских эмигрантов типологически близки друг другу, потому что они обращены к общей теме, в них реализованы схожие идеи, ибо при всех различиях судьбы их авторов имеют много общего.

Авторы воспоминаний родились в Дагестане. Двое из них по национальности лакцы (Сефер Аймерген, Муса Рамазан), один – лезгин (Нежметтин Самур).

Нежметтин Самур был призван в армию еще в 1940 году и сразу же попал в финскую кампанию, а Сефер Аймерген и Муса Рамазан почти одновременно были призваны 1941 году в действующую армию. Все трое в 1942 году попали в плен и до окончания войны находились в лагерях для военнопленных.

Позже авторы мемуаров оказались в зоне контроля союзнических войск. Узнав правду об отношении к бывшим военнопленным на родине, они решили не возвращаться домой и остаться на Западе. Некоторое время провели в лагерях для перемещенных лиц в Австрии, Германии, Италии. Наконец местом постоянного жительства дагестанцы избрали Турцию, которая стала для них второй родиной. Такова общая фабула жизни этих авторов, во многом определившая и типологическую близость их произведений.

В предисловии, обращаясь к читателям, Сефер Аймерген так поясняет мотив, подтолкнувший его написать свою книгу воспоминаний: «Есть события, которые забываются быстро, бывают события, которые забываются поздно. Но есть такие события, которые не забываются, пока жив человек. Я не писатель. И ручку взял в руки не для того, чтобы написать роман. Я решил написать о некоторых событиях, пережитых мною, но не забытых, хотя и прошло с тех пор много времени, и передать их вам, дорогие читатели. Мои близкие, знакомые спрашивают меня: почему поменял имя? почему отказался от национальности? почему после окончания войны не вернулся домой? Судьба говорю я им, судьба. Переполненная чувством собственного достоинства борьба за жизнь в океане страданий. Одни ее принимают, другие ненавидят, третьи убегают, но это моя судьба» . Схожими мотивами руководствовался и Муса Рамазан.

Вместе с тем в воспоминаниях по-разному изображают войну и военную действительность. Будучи свидетелями начала войны, авторы акцентируют внимание на моральном и материальном состоянии Советской армии, боевом духе солдат. Подробно вспоминает об этом, например, Муса Рамазан: «В 1941–42-х годах, особенно до середины 43-го, было явное превосходство германских войск. В этот период были и факты перехода на немецкую сторону советских частей. Наблюдалось также и обращение в госпиталь тех, кто стрелял себе в правую руку из-за страха перед войной и таким образом освобождался от фронта. Такого рода люди быстро разоблачались и расстреливались на месте…

Несмотря на различные удары немцев между декабрем 1941-го и январем 1942 годов, Севастополь не пал… В этот период у Советской армии не было достаточного оружия и превосходства в воздухе… Советские самолеты, которые летали бомбить немецкие позиции, могли подниматься в воздух лишь с Кавказа. Эти самолеты в количестве 3–5 единиц сбивались немецкими самолетами или убегали от них, не выполнив задание…

Ежедневно сотни, даже тысячи советских солдат попадали к ним в плен или погибали. Наконец, воздушные бомбардировки немцев в 1942 году нанесли большой урон советским войскам, и это стало причиной пленения, в том числе и меня» .

Жизнь героев в немецком плену – это типичная судьба миллионов советских военнопленных. Характер человека, его воля проверяются в ситуации, когда необходимо срочно, сию же секунду принять жизненно важное решение. Как и все советские граждане, призванные на фронт, авторы воспоминаний тоже принимали военную присягу, давали клятву не сдаваться врагу. Но, когда наступил час испытаний, они не выдержали: желание выжить любой ценой взяло в них верх над солдатским долгом. Например, Сефер Аймерген пишет, что он, как и все, давал клятву ни при каких обстоятельствах не сдаваться врагу, а если таковое будет грозить, то последнюю пулю пустить в себя. Но, когда наступил момент нравственного выбора, у него не хватило силы убить себя, ибо желание остаться в живых было сильнее всего.

С первых же дней нахождения во вражеском плену герои поняли, что нужно сделать все, чтобы выжить. «Единственным условием выжить была работа. Я решил работать, если представится такая возможность», – пишет Муса Рамазан.

Рисуя трагические картины немецкого плена, жестокость фашистов в отношении именно советских военнопленных, авторы в то же время пытаются найти ответы на вопросы: почему все это случилось? кто виноват в людской трагедии?

Муса Рамазан, например, виновником этой трагедии считает Сталина, потому что «…он не признавал общество Красного Креста и Красного Полумесяца, признанного всем мировым сообществом, заявляя: "У меня нет пленных, если будут – они предатели”» .

Хотя квинтэссенцией воспоминаний является личная судьба каждого из авторов, вместе с тем она неразрывно связана с реалиями конкретной эпохи, с определенными историческими событиями и, наконец, судьбами самых разных людей, в том числе видных деятелей дагестанской и северокавказской эмиграций, с которыми пришлось столкнуться героям на их жизненном пути. В этом плане следует выделить воспоминания Мусы Рамазана. Так, еще в лагере для военнопленных он близко столкнулся и познакомился с такими видными деятелями северокавказской эмиграции, как: Ахмед Наби Магома, Халил-бек Мусаясул, Абдурахман Авторханов, Айтек Намиток и др. Воспоминания автора об этих и других исторических личностях интересны в том плане, что они проливают свет не только на их жизнь и деятельность, причастность к судьбам соотечественников, находившихся в немецком плену, но и на некоторые не известные доселе страницы истории северокавказской эмиграции в период Второй мировой войны. Кроме того, они содержат сведения об отдельных дагестанцах, оказавшихся в немецком плену, а потом и на чужбине.

Разгром немцев, окончание Второй мировой войны и освобождение из плена открыло новую страницу в биографии героев. Наступил новый, не менее трудный этап их жизни. После окончания войны, согласно Ялтинскому соглашению между странами антигитлеровской коалиции, все граждане СССР, независимо от их желания, должны были быть возвращены на родину.

Большинство бывших военнопленных вернулось в 1945–1947 годах домой, поверив обещаниям советских руководителей, что они прощены и к ним нет никаких претензий. Но были и те, кто твердо решил остаться на Западе. Мотивы здесь у каждого были свои. Так, решение Сефера Аймергена, Нежметтина Самура и Мусы Рамазана о невозвращении на родину было продиктовано неверием в обещания советских властей о прощении бывших военнопленных. А подтверждением их сомнений служили факты насильственной депортации в СССР бывших советских граждан, которые не желали возвращаться. А таких, как пишут авторы, было тысячи человек.

В книге Мусы Рамазана подробно описана картина насильственной депортации английскими военными властями бывших советских граждан. Он вошел в историю под названием «Трагедия при Драу».

Как вспоминает автор, в Австрии, близ деревни Ирмен, на берегу реки Драу, английские власти собрали около 30 тысяч бывших граждан и военнопленных – казаков, горцев Кавказа – для отправки на родину. Понимая свое положение, люди всячески сопротивлялись этому. «Через некоторое время подали открытые грузовики. Указав на лестницы, приставленные к грузовикам, солдаты приказали лезть в кузов. Было ясно, что хотят всех отвезти и передать советским властям. И этот приказ остался невыполненным. На этот раз они прибегли к силе. По два солдата начали силой выхватывать из толпы и бросать в кузов женщин, детей и стариков. Но те, кого они бросили в кузов, спрыгивали с другой стороны обратно на землю.

Офицеры, которые издалека давали команды, не ожидали такого поворота событий. А народ, доведенный до отчаяния, восстал против такой дикости. Обстановка накалялась… 30 тысяч казаков и горцев были готовы сразиться с англичанами. Но, увидев направленное на них оружие, они отказались от этой идеи.

Я считаю, что если бы тем людям сказали, что их не передадут советам и они могут освободиться, бросившись в Драу, то все без колебания прыгнули бы в реку. Наконец, один из казаков по имени Тима сначала убил свою жену и детей, а потом и себя. Желающих поступить подобным образом было много…»

А вот как в главе «Нас обвинили в предательстве Родины» Сефер Аймерген вспоминает один из моментов, повлиявший на принятие им нелегкого решения не возвращаться на родину: «Когда нас везли в Австрию, в советскую зону, солнце уже поднималось. Передав нас советским офицерам, поезд тотчас же отправился назад, на Запад… Целый день мы шли без остановки и до темноты добрались до лагеря. На следующий день мы продолжили движение… Сердце разрывалось, когда видели женщин, шедших в этой толпе в дорожной пыли. Одни из них плакали, другие проклинали, но их никто не слышал. Кто-то из них шел босиком, держа в руках обувь. Более крепкие старались помогать больным, пожилым… На четвертый день нашего выхода из лагеря я, оторвавшись от товарищей, двигался вперед в этом людском потоке. На обочине дороги около грузовика стояли сержант и двое рядовых. Когда я приблизился к ним, сержант сказал:

– Эй, герой, подойди сюда.

Подумав, что зовут меня, я остановился и посмотрел на них. Но звали не меня, а одного из тех, кто шел в середине колонны.

– Тебе говорю, тебе. Да, с тобой разговариваю. Иди сюда.

Человек, которого звали, был лет пятидесяти. Он поднял опущенную от усталости и голода голову. На его днями не бритом лице с трудом появилась улыбка. Он подошел к солдатам.

– Вы меня звали? – спросил он сержанта.

– Тебя, конечно.

– Что-нибудь хотел, брат?

– Чем иметь такого брата как ты, лучше иметь полбутылки водки, – сказал сержант и сдернул с его головы кепку. Сняв с нее красную звездочку, положил себе в карман. А кепку, бросив на землю, ногой отбросил ее хозяину, сказав:

– Ты больше не будешь носить ее. У тебя нет права ее унижать. Предатели родины не имеют право ее носить…

Слова сержанта крепко засели в моем сознании. Сказанные им слова не были его словами. Они шли сверху. Сколько бы ни говорили о прощении, эти слова означали, что такого не будет. Мы, попавшие в плен, в их глазах были предателями родины. Нас ждали не места, где мы родились, где живут наши близкие, а Сибирь. Чтобы туда не отправили, нужно было бежать!»

Решение героев остаться на Западе было лишь началом их новых, не менее трудных, чем на войне и в немецком плену, мытарств. Уже после войны и плена, чтобы союзные администрации не выдали их советским властям, им не раз приходилось менять места пребывания, государства, личные имена и фамилии, гражданство и пр.

Спустя несколько лет они эмигрировали в Турцию. Выбор этой страны для постоянного проживания был обусловлен несколькими факторами. Во-первых, будучи страной с мусульманским населением, Турция была заинтересована в притоке единоверцев, особенно молодых эмигрантов, и проводила в этом плане свою политику. Во-вторых, в этой стране издавна жили дагестанские мухаджиры. И, наконец, культура, менталитет, язык турок были близки и понятны большинству бывших советских граждан.

Однако переезд в Турцию на постоянное место жительства еще не означал, что в жизни героев наступил конец их мучениям и страданиям. Это был новый этап борьбы за выживание в чужих, совершенно незнакомых условиях. «Еще раз я оказался лицом к лицу с войной. Эта была война за место в обществе, за работу, за знание языка» , – пишет Сефер Аймерген. Их упорство и труд со временем дали хорошие результаты: они нашли себя в новом обществе, обзавелись семьями, кругом друзей и знакомых, наладилась работа, и, наконец, они стали равноправными членами турецкого общества.

Воспоминания дагестанских эмигрантов Турции представляют собой ценный источник познания важнейших страниц не только национального зарубежья, но и истории Дагестана. В них находят отражение социально-психологический облик их авторов, переломные, часто трагические моменты в судьбах дагестанских мухаджиров, например, такие как Вторая мировая война, ставшая для них поистине человеческой драмой.

Aymergen S. Son Köprü. İstanbul, 1992; Tayga Mahkumları. İstanbul, 1995; Sisli Körfez. İstanbul, 1997; Samur N. Uzaklara, Daha Uzaklara. Balıkesır, 1990; Ramazan M. Bir Kafkas Göçmenin Anıları. İstanbul, 1997.

Там же. С. 7.

Ramazan M. Bir Kafkas Göçmeninin Anıları. S. 30–33.

Ramazan M. Bir Kafkas Göçmeninin Anıları. S. 34.

Там же.С. 44.

Там же. С. 78–79.

Aymergen S. Son Köprü. S. 240–241.

Aymergen S. Son Köprü. S. 368.