|
09:40
О том, как грузинский писатель Нодар Думбадзе спас лезгинского поэта Келентера Келентерли...
Я был в расцвете своих творческих и физических сил. Когда ты здоров, свободен и полон энергии, редко думаешь о тёмных сторонах жизни. Обычно это всё связывается с некими высшими превратностями судьбы, о которых вспоминаешь, когда тебя прижмёт, или о которых начинаешь задумываться , когда нападает хандра и депрессия. Я был весёлый, жизнерадостный, любвеобильный, хлебосольный поэт-гуляка, каких в столице было немало. С чем-то пришлось мне поступиться, с чем-то смириться, о чём-то заставить себя забыть!..Ведь привыкшему жить бездумно, вылезшему из нищенских штанов бедного горского парня, ставшего очень рано по тем временам и нравам членом союза писателей СССР, автором поэтической книги, мне всё казалось таким же радужным и безоблачным. Но в одночасье всё начало меняться...
Времена были жёсткие, законы суровые, справедливость которых нужно было порой во имя ощутимых нравственных и материальных лишений доказывать. А это было чревато серьёзными осложнениями. В одночасье я, успешный молодой, подающий большие надежды азербайджанский поэт, столкнулся с той вопиющей действительностью, в которой , слова, декларации, строки законов не сходились с реальными делами и событиями. Я писал и творил на азербайджанском языке и никогда не думал, что у моих сородичей, у лезгин, есть кроме всем известных устных и народных песен и четверостиший, подлинная и высокая поэзия, отмеченная талантом и художественным гением Саида, Эмина, Сулеймана...
Что волей исторических судеб, лезгины, имевшие глубокие корни, высокие культурные традиции и нетленные образцы художественных творений, оказывались на позициях малочисленного народа, негласно и медленно исчезающего с каждым днём... Это было для меня и шоком, и отрезвляющим фактором переосмысления себя, как творческого человека и поэта. Я верил в то, что идеалы и принципы нашего государственного устройства должны позволить каждому народу и человеку максимально расцвести и обрести своё культурное и человеческое лицо. Этот наивный идеализм и безоблачный романтизм начал быстро рассеиваться, когда мы начали обивать пороги московских кабинетов в поисках правды и справедливости, которые были записаны в статьях наших конституций и гарантировали нам все наши права. Суровая изнанка советской идеологической машины и лицемерие властвующих чиновников, двойные стандарты, негласные указания, неписаные подзаконные акты и полулживая коммунистическая реальность...
С чем только мы не столкнулись?!.. Но мы были молоды и романтичны, мы были идеалистами, уверенными в своих эстетических притязаниях. Я понял, что советский человек, а тем более поэт, идеологический гарант устоев государства, «инженер человеческих душ», не должен чего-то требовать от государства, ибо партия и правительство дали народу всё, что надо... государство всё дало народу и будет давать, только не надо торопить время, вокруг столько недругов, столько антисоветизма...
Нас и запугивали, и расхваливали, нас не понимали и обещали во всём помочь...Мы-то видели, что это будущая трагедия народа...с молчаливого согласия всех происходила ассимиляция народа... Мы добились для лезгин Азербайджана многого. В школах республики начали преподавать родной язык, разрешено было издавать газету на двух языках, включая лезгинский, открыли дом народного творчества, редакцию радиопередач на лезгинском, создали редакцию для выпуска книг лезгинских авторов. Я стал редактором созданного издательства и мы стали выпускать книги на родном языке. Но вскоре начались интриги, пересуды, склоки и всё то высокое, за что мы боролись и чего достигли, начало медленно и на глазах у всех разрушаться. Мы стали чуть ли не изгоями...
Руками наших же соратников и наших же товарищей стали травить и пачкать каждого из нас, кто что-то значил в этом деле. Многие из наших товарищей вынуждены были отказаться от своих взглядов, пойти на компромиссы, а порой и на явные подлости, предательства...
Я расстался с должностью редактора, в редакциях ко мне отношения изменилось... мне пришлось влачить жалкое существование, перебиваясь с одного места на другое, лишь бы прокормиться. Это была не только творческая драма, но и большая жизненная катастрофа. Я вдруг с ужасающей неизбежностью столкнулся с тем, что я, мужчина в расцвете сил, начал не только седеть физически, но и духовно. В жизни моей наступила трагическая полоса отчуждения, разочарования, потери своих жизненных ориентиров.
Но как бы мне тяжело не было, я никогда не предавал свою душу, свои идеалы, принципы. Тело моё, казалось бы, и сдалось, но душой я всегда оставался со своим народом. Я всегда держался за свои идеалы и не предавал их. Но жизнь преподносит нам всегда невероятные испытания. Казалось, все отвернулись от меня, я почувствовал себя забытым, заброшенным и одиноким. «Одинокому дереву и в лесу нет места», - говорят у нас в народе. Так я остался один...на всём белом свете...
28 мая 1980 года в моей жизни наступила мрачная и трагическая пора... я попал в тюрьму...Это не могло мне присниться и в самом страшном сне... но это стало для меня оглушительной и трагической реальностью. Почему-то меня, человека, который привык в руках держать только ручку и книги, определили в самую жуткую и мрачную среду - в зону уголовников. Тюрьма находилась в Грузии. Через несколько дней при личной беседе со мной начальник колонии сообщил мне, что на меня пришёл «заказ» на моё физическое устранение...
С этого дня моё положение, которое и так было гнетущим, стало сущим адом. Всё, на что я мог рассчитывать, была моя мысль обратиться к знаменитому грузинскому писателю Нодару Думбадзе, депутату Верховного Совета СССР, в нравственную и человеческую чистоту которого я верил. Не откладывая на потом, я написал письмо о своей судьбе и стал ждать ответа. Вы знаете, когда появляется в жизни человека светлая надежда, жить становится чуточку легче. Письмо моё, оказывается, дошло и очень скоро ко мне в тюрьму прибыл сам Нодар Думбадзе. Я знал, что отец Нодара Думбадзе был репрессирован и расстрелян в сталинскую эпоху, мать отсидела 8 лет, как жена врага народа. Я читал роман Н.Думбадзе «Белые флаги» и особенно в память врезались мистическим образом слова из романа: «Пока мы живы, мы должны подать друг другу руки...».
Не может такой человек не помочь другому, попавшему в беду, думал я... Люди с положением, со всенародной славой значили всё-таки очень много в ту эпоху... Он проникся глубоким гуманным пониманием и сочувствием ко мне и как к поэту, и как к человеку . В моей тюремной жизни, я стал замечать, начало ощутимо многое меняться и вскоре меня, не потянувшему даже половину своего срока, освободили....Что со мною сталось бы, если я сидел бы сложа руки, я не знаю...возможно, меня постигла бы участь несчастной жертвы каких-то людей и интриг...Но то, что Нодар Думбадзе меня спас , вернул меня к жизни, придал мне силы для дальнейшей жизни - в этом я никогда уже не сомневался и всю свою оставшуюся жизнь я был в неоплатном долгу перед ним и его светлой памятью!.
Фахреддин Оруджев
«ЛезгиЯр»
Ниже приведены схожие материалы:
Категория: Знаменитые Лезгины |
Просмотров: 6235 |
Добавил: LezGiYar
| В материале упоминаются:
