Сергей Меликов потерял сына - бойца спецподразделения «Витязь»

В понятие «первый» в России всегда вкладывается несколько иной смысл, чем в простое определение порядковой очереди предмета или человека. Не всякий стоящий первым, не каждый, выпятившийся по воле судьбы, бывает достоин такого именования. Не назовут главой безумного и форвардом того, кто жмется к стене. Нужно особое сочетание таланта и совестливости, знаний и воли, ответственности и личной отваги, чтобы заслужить в глазах людей авторитет настоящего лидера и подлинного вожака. Чтобы стать тем первым, возле которого не стыдно считаться и сотым. Чтобы стать тем первым, за которым без оглядки пойдут остальные. Чтобы стать тем первым, за которым уже не угнаться.

Самолет с телом погибшего в Дагестане капитана Дмитрия Серкова приземлился в Чкаловском 3 августа 2007 года. Скорбный мартиролог внутренних войск МВД России пополнился фамилией еще одного офицера, выполнившего свой долг до конца. Добавим – обычного, кадрового, строевого офицера, каких немало уже потеряла Россия на своих южных рубежах.

Но во внутренних войсках, славящихся своим товариществом, эта весть была воспринята еще и с глубоким сочувствием к его матери – лейтенанту медицинской службы Галине Анатольевне Меликовой и отчиму – командиру Отдельной Краснознаменной дивизии оперативного назначения внутренних войск МВД России генерал-майору Сергею Алимовичу Меликову. 

О том, что воюющие сыновья своих воюющих отцов-генералов иногда погибают, мы знаем на примере генералов Георгия Шпака и Константина Пуликовского, Геннадия Аношина и Вячеслава Суслова, Юрия Щепина и Геннадия Налетова, Анатолия Филипенка и Виктора Соломатина. 

Поэтому дальше весть летела, как снежный ком… Во внутренних войсках, где все друг о друге знают или, как минимум, когда-либо слышали, потерю в семье Меликовых восприняли тяжело, как свою. Лишь один человек сказал о Сергее Меликове, будто обдал грязью: «Дурак, задвинул бы сына в учебный полк – погиб бы кто-нибудь попроще…»

Они на рубеж блокирования примерно с часовым опозданием, уже в кромешной темноте, и поэтому нервничали, торопясь подготовить позиции так, чтобы уже вскоре притвориться новыми отростками корневищ, комьями земли у вырытых грызунами нор, ворохами старого хвороста и перешептывающимися между собой пучками высокой, но все-таки чуть-чуть пожухлой травы. 

Они должны были раствориться в лесу, прочно, полукольцом, охватывая пути наиболее вероятного появления банды, и делали это очень споро. Для капитана Серкова это был 98-й выход в разведывательно-поисковую операцию и 63-й в качестве самостоятельного командира боевой группы. Прошлый, 97-й, выход оказался «пустым», и капитан торопил удачу, полагая, что терпение и упорство, с каким в пятый раз кряду его группа закапывалась в одно и то же место, все-таки будут вознаграждены…

Этот счастливый поворот в жизни офицера Меликова был совершен им самим так же решительно, как делалось все остальное: с будущей женой, Галиной, Сергей познакомился в Москве, во время учебы в Академии имени М.В. Фрунзе. С прежним мужем, тоже офицером, она к тому времени была уже разведена, и этот чистый лист любви, на котором впоследствии будет написана история уже их семьи – дружной, улыбчивой семьи Меликовых – исключительно личное и закрытое от посторонних глаз дело. 

Поэтому, договорившись не расставаться, первым делом в свои планы они посвятили Диму, Галиного сына от первого брака. Сергей Меликов отнесся к этому разговору с двенадцатилетним пацаном очень ответственно, определив тем самым весь тон их будущих по-мужски открытых, советнических и в чем-то даже заговорщических, если это касалось мамы и родившегося позднее брата Миши, отношений. 

Им всегда было легко общаться друг с другом. Важно и то, что Меликов никогда не переходил ту грань, за которой сохранялись и жили сами собой Димины отношения с родным отцом. У того уже была новая семья, но это не отменяло ни кровных уз, ни данных природой черт. Тем более что к отцу Дмитрия, офицеру-десантнику Александру Серкову, награжденному за боевую работу в Афганистане тремя орденами Красной Звезды, Меликов всегда испытывал должное солдатское уважение. 

Летом 1994 года, сразу после окончания академии, Сергей, Галина и Дима уехали к новому месту службы: Меликов получил назначение в Северо-Кавказский округ внутренних войск МВД России на должность заместителя начальника штаба лабинского полка. Вот только времени, отпущенного ему на спокойное врастание в эти новые для него ранги штабного офицера и главы полноценной — с женой и сыном-подростком — семьи, оставалось всего несколько месяцев. Уже в декабре 94-го полк пошел воевать в Чечню.

Любой из тех, кому в этих местах могли бы поручить засаду, даже после беглого чтения карты обязательно указал бы пальцем на любопытный, скрытый от глаз родничок в лесу — как раз там, где тропа, поднимавшаяся от окраинных домов горского села, вдруг неожиданно обрывалась, рассыпаясь среди деревьев на тысячу звериных следов и тысячу остальных опасностей, самыми смертельными из которых теперь следовало считать осторожные, пружинящие на мху шаги ночного человека, и даже ненароком, из-под полы, оброненный лучик карманного фонаря, и любой сдавленный шепот, и шорох раздвигаемой руками листвы… 

Совсем недавно возле родника видели вооруженных людей, но этот факт, даже если бы кто-нибудь и решился поклясться в его достоверности, сам по себе не давал ответа на главные вопросы: ради нескольких торопливых пригоршней воды появлялась бандгруппа у источника либо запасалась ею впрок. Как, впрочем, оставалось неизвестным и то, была ли эта бандгруппа рядовой, «середнячковой» ячейкой местного бандподполья, крутившейся на короткой орбите собственного села, либо той — сплоченной и виртуозно владеющей оружием группой боевиков-диверсантов, которой годом раньше едва не удалось дерзкое и очень квалифицированное по исполнению покушение на министра внутренних дел Дагестана генерала Магомедтагирова.

Собственно говоря, сам Дмитрий желания стать потомственным офицером, к удивлению многих, долго не проявлял, а Меликовы его не торопили. Просто были уверены, что выбор жизненного пути он, человек разносторонний и умный, должен сделать самостоятельно. 

И не ошиблись. Глас своей военной трубы Дима услышал сам. Как-то различил среди иных лукавых городских шумов – тот высокий, от яркого медного литья пронзительный, накатывающий, словно безымянная конница, сигнал общего солдатского сбора. Он один был созвучен душе, и будущий капитан Серков двинулся на его призыв совершенно безоглядно, бесстрашно и бескорыстно.

Летом 1999 года Дима легко сдал вступительные экзамены в Санкт-Петербургский военный институт внутренних войск МВД России. И здесь, именно на первом курсе, произошло то решающее, как считает Меликов, событие, предопределившее все остальные поступки сына и даже саму его судьбу: первопричиной надлома оказалась какая-то смешная простуда, которую Дмитрий, уже будучи курсантом, перетерпел без медицинской помощи. Проявилось осложнение, и, подлечившись, он теперь с перерывом в две недели снова и снова оказывался в палате санчасти. Потом в госпитале на обследовании эта череда бесконечных больничных коридоров оставалась единственной наукой, которую он извлек в Питере за первые полгода учебы. В один из дней Меликову, к тому времени уже командовавшему 2-м полком Отдельной дивизии оперативного назначения, позвонил сам начальник военного института: «Сергей Алимович, он же не учится. Надо что-то с парнем делать, а то придется отчислять…» 

Сергей приехал в Санкт-Петербург и нашел Дмитрия в госпитале в унылом настроении: «Не задалось. Надо уходить…» 

Помолчав, Меликов сказал ему примерно следующее: «То, что происходит с тобой сейчас, – это очень большое испытание. Если ты сегодня махнешь рукой, никто тебя за это не осудит. И в первую очередь мы с мамой. Однако позднее ты поймешь, что, не переборов эту первую в своей жизни трудность, проявив малодушие, ты навсегда потеряешь способность преодолевать все остальные будущие невзгоды. Еще хуже, что эту слабину будут чувствовать в тебе другие люди. И никогда не доверятся тебе так, как это бывает нужно в бою или же в любой командной работе. Потом ты очень сильно об этом пожалеешь, но ничего не сможешь вернуть, потому что все решается сегодня – вот на этой, — Меликов показал на порог госпитальной палаты, — черте…» 

В тот день они ничего не решили, но последующие события оказались радостными: отлежав положенные две недели в госпитале, Дмитрий выписался и больше вообще никогда и ничем не болел. Активно занялся спортом, и это обстоятельство Меликов прочно связывает с появлением в следующем году в Санкт-Петербургском институте нового преподавателя разведки, а в прошлом командира взвода специального назначения лабинского полка Александра Науменко. 

Когда-то в Грозном Науменко был серьезно ранен, и подростком Дима навещал выздоравливающего Науменко и по собственной сердечности, и из рождающегося чувства товарищества к тем людям, которых отец называл своими друзьями. Поэтому неудивительно, что, узнав Диму среди своих курсантов, Саня, как зовет генерал Меликов нынешнего командира отряда специального назначения ВВ МВД РФ «Ратник» полковника А.А. Науменко, заплатил парню взаимным теплом. И заплатил так, как умел: яростно натаскивая в рукопашном бою, в общефизической подготовке. 

После второго курса курсант Серков приехал домой возмужавшим. А на четвертом вместе с однокашником Володей Корсаковым попросил у Меликова, назначенного к тому времени командиром дивизии, разрешения проходить стажировку в подчиненном ему отряде специального назначения. В легендарном «Витязе», родоначальнике спецназа ВВ. По меркам внутренних войск, это означало внутреннюю готовность серьезного человека к испытаниям и перегрузкам, которые могут оказаться невыносимыми не только для среднестатистического солдата, но и профессионального офицера с красивыми спортивными регалиями. Выбирая спецназ, Серков, видимо, искал предел собственной прочности. 

Выбирая спецназ, он выбирал во внутренних войсках наиболее трудный, опасный, но во всех отношениях достойный маршрут своей офицерской карьеры.

Для бойцов офицерского подразделения отряда специального назначения «Витязь», находившегося в дагестанской командировке с конца мая 2007 года, эта засада была ординарной, рассчитанной на их силы боевой задачей. Группы выходили в разведпоиск часто, привыкая к работе на трехтысячных высотах, жгучему кустарнику Дагестана и к тактическим приемам здешних боевиков. 

Уже была разгромлена сходка главарей бандгрупп в Унцукульском районе, шла результативная работа на лесных базах бандподполья, а всего лишь три недели назад в Карабудахкентском районе группа Серкова провела ликвидацию прибывшего из Пакистана особо опасного инструктора по организации в Дагестане лагерей для подготовки террористов-смертников. К этому роднику группа однажды уже выходила, без толку спалив четверо суток на ожидание бандитов.

Летом 2004 года отряд специального назначения «Витязь» Отдельной дивизии оперативного назначения ВВ МВД России получил серьезное офицерское пополнение: почти два десятка выпускников из нескольких военных институтов внутренних войск с характерными нашивками спецназа на рукавах парадных мундиров. Это была настоящая волна лейтенантов. Зеленая, как цвет пробивавшейся в каждом из них личности, и это сразу чувствовалось по спокойной уверенности их глаз, движений и независимому поведению среди новых людей. 

Посторонний человек не понял бы одного: почему эти выращенные для командирских высот лейтенанты, здесь, в «Витязе», с благодарностью и чуть не со слезами счастья на глазах принимали «бойцовские», рядовые, по сути, должности пулеметчиков, снайперов, саперов и т.п. И мальчишеского энтузиазма, с которым немедленно погружались они в заполненную изнуряющими тренировками и спортом жизнь. 

Так знаменовали они свою, подтвержденную жестким отбором, избранность для службы в особом офицерском подразделении спецназа ВВ. В подразделении настоящих «зверобоев», ориентированных на поиск и захват ключевых фигур бандподполья – полевых командиров, лидеров отдельных групп, заграничных инструкторов и прочих асов диверсии и террора. 

Дима Серков был частью этой офицерской волны. Вернее сказать, ему посчастливилось в ней оказаться, разделяя нагрузку рядового бойца спецназа и кубрик в казарме с такими же, как он, полными надежд и честолюбия лейтенантами. Нагрузка была так велика, что, по признанию пяти капитанов из набора 2004 года, «высушены были, как скелеты; вечером наскоро пили чай и сразу валились спать…» 

За Серковым всеми сразу была отмечена его почти до поклонения доведенная страсть к бегу на длинные, исчисляющиеся десятками километров дистанции. Это был бег постоянный, неутомимый... 

Именно поэтому к Серкову быстро приклеилось шутливое прозвище, со временем ставшее и его боевым псевдонимом и, как это принято в спецназе, вторым, выражающим его подлинную человеческую суть именем. Так впервые, подкалывая спецназ, дескать «Опять ваш Форрест побежал!», назвали Дмитрия омоновцы в Ханкале, глядя на его удаляющуюся вдоль взлетной полосы фигуру. Форрест – естественно, Форрест Гамп из одноименного кинофильма Роберта Земекиса, человек со странностями, однажды побежавший по дороге и нашедший на этом длившемся несколько лет пути то ли смысл собственной жизни, то ли другой, уже общемировой смысл долгого, сосредоточенного и всегда очень отрешенного пути любого человека к постижению своего предназначения. 

Но потому и Гамп, что в доброй шутке омоновцев, удивлявшихся способности Серкова пробегать без видимых усилий по тридцать и более километров, видимо, таилось еще и недоверчивое изумление, позволявшее считать эти ежедневные забеги лейтенанта либо крайним фанатизмом, либо иным отклонением от нормы, что в их глазах роднило Форреста Гампа кинематографического с Форрестом из нашего «Витязя». В короткой аннотации к фильму написано: «Это история о человеке с благородным и открытым сердцем». Еще одно хорошее совпадение.

Сложность засады заключалась в ее близости к населенному пункту. Днем к источнику шли люди; это было любимое место для шашлыков и прогулок, здесь мыли руки все время колотившие что-то неподалеку строители, крутилась молодежь. А потому присутствие спецназа могло быть раскрыто, а значит, тотчас растащено на базарные слухи, на уличные пересуды, на звонки с мобильных телефонов. Возвращаться расшифрованными на прежнее место было бы смешно или очень опасно. Поэтому на дневку спецназ уходил поглубже в лес, чтобы, отоспавшись, вернуться все к тому же роднику. Местную бандгруппу следовало терпеливо выпасти, приманить обманчивой тишиной…

Распределившись после военного института в уже знакомый ему отряд «Витязь», Дмитрий Серков оказался в прямом подчинении генерала Сергея Меликова. В этом нет ничего предосудительного. Тем более что система раз и навсегда установившихся между ними отношений по службе была основана на беспрекословной субординации и просто не позволяла Дмитрию путать добродушного домашнего отца с жестковатым командиром ОДОНа. В границах военного городка он всегда оставался для Дмитрия «товарищем генерал-майором». 

В кругу своих товарищей по «Витязю» Серков родство с комдивом тщательно скрывал, создавая собственную репутацию упорством, трудолюбием, взвешенностью оценок и мужеством в бою. Впрочем, друзей, когда все открылось, это не обидело. Потому что был понятен и вызывал уважение сам мотив вот такой подчеркнуто офицерской самостоятельности – небогатой, опрятной, по-взрослому собранной. Жил только в казарме, а позднее — в общежитии, не позволяя никому усомниться в том, что он рассчитывает только на свои силы.

Меликов появился в «Витязе» в качестве отца Серкова, а не общедивизионного Бати только весной 2005 года, когда буквально на час совпали в Ханкале их военные дороги. Это была первая боевая командировка Дмитрия, и Сергей отыскал палатки отряда, чтобы передать приветы да посланную матерью домашнюю снедь. 

Здесь, где мир был зыбок, а воюющий «Витязь» ежедневно участвовал в боевых операциях, сопряженных с риском для каждого из ее участников, рядиться чинами было уже незачем. 

Меликов хорошо знал, как это происходит. В 96-м подрывался в Чечне под Гехами. Тогда же, будучи офицером разведотдела Северо-Кавказского округа внутренних войск, вместе со сводным отрядом, насчитывавшим семнадцать человек, за двадцать минут отштурмовал занятый боевиками семиэтажный гостиничный комплекс «Асса» в Серноводске. 

В сущности, эти слова лишь описывали, но не передавали пережитого. Ни ярости штурма, когда, врываясь на этажи, они со смертной удалью штрафников валили огнем все движущееся, расползающееся, потрясенное упоительным гневом этой свирепой атаки. Ни той ожесточенности последующего боя в окружении, когда, используя господствующее положение гостиницы над всем городом, они прикрывали отход нашего захлебнувшегося наступления и отстреливались вкруговую. Ни той взвинченной — на одних нервах — эйфории прорыва к своим. Ни собственного отрешенного спокойствия, с каким отыскивал он потом в набухшей от крови штанине входное осколочное отверстие. Меликов даже не понял, когда и как оказался ранен… 

Это были самые злые страницы войны. Как мог, он берег от них подрастающего Димку. Но теперь, когда сын превращался в бойца, нужны были слова по-мужски прямые, и советы, как посреди крови и жестокости войны не потерять человеческих черт, как пуще глаза беречь людей и без страха опираться на товарищеское плечо. 

На прощание они обнялись, но отчего-то Меликов запомнит того Диму — уходящим…

Главные события операции стали разворачиваться уже на второй день, когда во время дневки в пяти метрах от замаскированного бойца штурмовой группы прапорщика Емельянова прошел мимо, к селу, бородатый вооруженный автоматом человек. 

Его пропустили, потому что все помнили категорический приказ командования: «одиночек не трогать». Боялись спугнуть опытную, живущую на одном зверином чутье бандгруппу. Еще памятны были события, когда, зажатая в кольцо, она сумела прорваться из него с боем, и это свидетельствовало о высоком уровне личной подготовки боевиков и их сплоченности перед лицом беды. 

Утратив одного члена группы, банда не потеряла бы боеспособности. Просто растворилась бы в лесу, как прикопанный фугас, отсрочивая до бесконечности час своего страшного и неминуемого возвращения.

Ко времени дагестанской командировки капитан Серков состоял в должности командира 1-й штурмовой группы 1-го взвода 1-й группы специального назначения. То, что сам легендарный отряд «Витязь» в пору преобразований получил наименование 1-го Краснознаменного отряда специального назначения внутренних войск МВД России, только усиливает эффект сочленения этих грозных единиц в некий боевой порядок, где Серкову отводится соответствующая его месту роль. 

Безусловно, это лишь любопытное совпадение, впрочем, вполне отвечающее характеру Дмитрия, который любил первенствовать там, где чувствовал себя по-настоящему сильным. Стал бегать и вскоре обернулся неутомимым Форрестом. Занялся боксом и быстро добился превосходных результатов, так что товарищи осторожничали выходить с ним на спарринг. 

Все они очень выросли за эти три быстротекущих года. Но, став капитанами, прежние лейтенанты не утратили чувства равноправного единства, продолжали дружить, и даже из казармы в офицерское общежитие переезжали тоже почти сообща, становясь соседями. Со временем в общежитии игрались свадьбы, рождались дети, и этот закономерный поворот событий отныне превращал их некогда юниорскую команду в сборную зрелых и профессионально воюющих мужчин. 

Но чем больше появлялось таких семей с детскими голосами, тем чаще звучал во время боевых операций категоричный приказ Серкова: «Я иду первым!» Он легко шел на самое опасное направление, на самую уязвимую позицию, и всегда — именно впереди, объясняя это желанием поберечь «женатых», а значит, кем-то особо любимых и ожидаемых с войны людей. 

А может быть, как-то довлела над ним судьба погибшего в феврале 2003 года старшего лейтенанта Ивана Шелохвостова, занимавшего в «Витязе» как раз ту самую должность командира 1-й штурмовой группы, которой теперь обладал Серков? Раненный в обе ноги, Шелохвостов прикрывал отход раненых товарищей из подожженного бандитами дома в Аргуне, а потом, окруженный противником, подорвался последней гранатой. 

На месте последнего боя старшего лейтенанта потом будут найдены тела четырнадцати убитых боевиков. 

Потери в «Витязе» и вообще в спецназе всегда очень редки. Но если ты нормальный человек и служишь в штурмовой группе подразделения специального назначения, то рано или поздно обязательно задашься вопросом о смысле хоть и слепой, но все же подкарауливающей тебя смерти. 

Меликов – сам солдат до мозга костей, и хорошо понимает, чем живет душа рожденного Бойцом человека. Его естественную, заложенную природой нацеленность на подвиг, на выполнение боевой задачи, на яркий спасительный поступок. Его помноженное на мальчишество желание боевых орденов и высоких воинских званий. Но ученый-переученый войной Меликов никому не советует торопить судьбу, тем более – по-глупому. Неоправданной лихости, какой-то пустой бравады в бою от Димы он не ждал, считая исчерпывающе верными когда-то сказанные ему слова: «Не торопись на примерку геройских звезд. Это решаем не мы. Когда Родина выберет тебя в герои, не сомневайся, она сразу же тебе об этом скажет…» 

То есть Серков был готов именно к такому повороту событий. Другое дело, что именно так события и развивались…

Бандитов было четверо, и появились они на тропе уже в темноте, как раз в момент постановки капитанами Андреем и Виталием управляемых мин – «монок», которые, по идее, должны были разметать всю эту банду по окрестным кустам. Одно нажатие машинки в этом случае резко снижало вероятность куда более рискованного и чреватого осложнениями ночного боестолкновения. 

Но времени для этого уже не оставалось. Прямо на Андрея с Виталием выходила четверка неожиданно появившихся вооруженных людей, и только враз сомкнувшиеся над лесом тучи помешали ей обнаружить саперов спецназа в очень уязвимый для них момент минирования тропы. 

Но этого времени хватило, чтобы увидевший человеческие силуэты Виталий предупредил Андрея и они смогли затаиться. Даже дышать они старались как можно тише – так близко теперь находились боевики. Настороженные, ловкие, жилистые — они излучали уверенность сильных, быстро принимающих решение людей. 

Андрей знал, что вся бандгруппа уже находилась в зоне поражения «витязевского» снайпера, и ждал его первого выстрела. Чуть правее находилась и тройка Форреста, обязанная в случае боя подсветить цель ракетами и тоже, вероятно, уже заметившая посторонних людей. 

Он тянул время, понимая, что, если откроет огонь, немедленно получит ответную очередь прямо в грудь. На свою вспышку. И выходило, что всю четверку он завалить просто не успевал… 

Один из бандитов находился в считанных метрах. Видимо, «ночник» на автомате капитана дал блик, и боевик, почувствовав даже это мельчайшее колебание преломившегося света, немедленно – еще в движении — начал разворачиваться в сторону офицера. Он хотел убить то, что его встревожило. Потому что в этом лесу он знал все. А все лишнее было чужим. 

Надо было решаться, и уже среди грохота своих выстрелов Андрей различил звук выстрела из снайперской винтовки. И тут же – слившийся с ним торопливый, словно нарывающийся огонь со стороны тройки Серкова. 

Боевик еще успел развернуться и достать Андрея. Но неприцельная его очередь ушла в сторону. Кроме одной пули, которая, попав в магазин, наглухо заклинила подаватель. 

Все менялось мгновенно. Еще метались среди деревьев сполохи дерганого автоматного пламени, когда Серков метнул свои гранаты…

Меликовы еще только начинают привыкать к тому, что с ними произошло. Еще горевал над гробом капитана Серкова везущий его в Москву на военно-транспортном самолете Володя Корсаков — самый близкий друг Дмитрия, еще не разошелся с бетонных плит дагестанского аэродрома провожавший своего товарища офицерский спецназ «Витязя», как уже разлеталась весть: убит в бою. Эта по-военному сухая, лишенная эмоций формула окончания жизни, с мужской точки зрения, остается пока что наилучшей эпитафией, которая могла бы подвести черту под итогом ищущей, борющейся и не сдающейся человеческой судьбы. Таково назначение капитанов. 

Есть только одна печаль, которая гложет сердце и подле которой кружится неутешная душа… Разбирая после гибели Димы его вещи в офицерском общежитии, они нашли оставленный им то ли впопыхах, то ли по какой-то иной причине маленький целлофановый пакет с молитвой «Живый в помощи» и крестиком, который Галя собрала для сына, как собирала такой же на войну для своего Сережи. 

Мать и жена – она и есть тот источник любви, который только и может оплакать как должно и Димину Золотую Звезду Героя России, врученную лейтенанту медицинской службы Галине Меликовой в декабре 2007 года, и забытый в офицерском общежитии сыновний крест. 

В тот день потери Меликовы договорились не сообщать о Диминой гибели Мише — младшему сыну. Большого и малого, их связывало удивительное чувство братского единения. Приезжавший из командировок Дима всегда привозил брату то невиданной дороговизны модели автомобилей, то конструкторы «Лего». 

Сложные конструкторы Мише были еще не по зубам, и было смешно смотреть, как увлеченно собирал их сам Дима. Мог просидеть всю ночь, а потом, довольный, уходил спать, предвкушая, как удивится маленький брат новому игрушечному крану, дому или невиданному кораблю. И трудно было понять, кому из них это занятие по летам. Поэтому, скрывая Димину гибель, они хотели поберечь Мишу от сильного потрясения, особенно накануне его первого в жизни школьного дня. И еще несколько месяцев не решались открыться младшему сыну. И это добавило боли. Не судите их строго. Они еще только начинают привыкать к тому, что с ними произошло.

Тела трех бандитов так и остались лежать друг подле друга. Четвертого нашли чуть позже. Видимо, раненный, он успел отползти за деревья, но и там не нашлось ямки, чтобы укрыться от боли. Все было нормально, но уже откуда-то всплывали кем-то диктуемые по радиостанции слова: «Один «двухсотый» и один «трехсотый»… Очумелые после боя, они ничему не верили, пока Сергей из группы Серкова не подтвердил: «Это у нас «двухсотый». Это — Форрест. Емельянову нужен врач. Вызывайте «скорую!»… Еще на что-то надеялись, кричали: «Проверь ему пульс!..», но эта страница была уже перевернута. А на следующей была — пустота… 

Подробная, уже на холодную голову проведенная реконструкция боя вскоре прояснила картину схватки в ее четкой, неотвратимой последовательности. Серков первым заметил бандгруппу и, опережая ее столкновение с саперами, отвлек огнем на себя. Рядом был тяжело ранен связист группы прапорщик Емельянов. Попало и в Дмитрия: пуля навылет пробила ладонь. Следом ожгла вторая – уже в бедро. Прикрыв собой Емельянова, он теперь понял, что на таких, почти штыковых, дистанциях боя у него почти не остается выбора. 

Кто-то подарил ему несколько секунд. И он благодарно распорядился ими, успев бросить гранаты… 

Те пули, что попали в него позже, уже ничего не могли изменить. Они просто убили его. Они застряли в ствольной коробке автомата и в котелке. Как солдат, он в них больше не нуждался, потому что главная в его жизни победа заключалась как раз в последнем, опережающем гибель рывке. 

Это, безусловно, подвиг самопожертвования. 

Это свойство характера. Реконструкция боя правильно указывает на подобающее капитану Серкову место: он опять оказался первым.

Уже после гибели Димы, разговаривая со своей душой начистоту, Меликов признался, что по-человечески не был готов к такому повороту событий. Он знает в лицо всех бойцов «Витязя» из Диминого офицерского подразделения, помнит их по именам и называет новым поколением спецназа. 

Он уверен в них. И прежде всего – в качестве их боевой подготовки, исключающей глупые, ничем и никем не оправданные потери. Он словно исходил от обратного, подготавливая сына к войне так, чтобы у того было больше шансов вернуться домой невредимым. 

Но не зачеркнуть, не забыть главного: в свою последнюю боевую командировку Дима улетел по его приказу. Да, в составе отряда. Да, в числе многих. Но приказ был генерал-майора Меликова, и его нельзя переписать набело, наглухо замуровать в сейфе или, например, залить водкой. 

Вот тогда он до боли сжал ладонью косяк двери: «Галя, я прошу тебя — никогда не вини меня в этом…» И навсегда запомнил ее милое, любимое, залитое слезами лицо. И ее ладонь, легшую поверх его руки: «Никогда…» 

Это – судьба. С этим надо как-то жить. А, значит, и с этим в будущий День Победы генерал-майор Сергей Меликов вновь поведет по Красной площади парадную «коробку» Отдельной дивизии оперативного назначения ВВ МВД РФ, славящуюся своим широким шагом и фирменным, «накатывающим» темпом торжественного марша. 

И в этот день все будет как всегда. За тем лишь исключением, что позади себя он уже не будет ощущать лучистого Диминого взгляда. За годы командования ОДОНом он привык считать эту дивизию своей, но в этот раз — 9 мая 2008 года — он впервые поведет дивизию своего погибшего сына. 

И это замкнет ту историческую цепь, по законам которой каждое новое поколение полно широкой, сильной, накатывающей, как шаг или как волна, новизны. А если ты ведешь дивизию сыновей, то знаешь, как побеждают время...