В советском литературоведении сложился ложный стереотип по отношению к Сулейману Стальскому. Благодаря высказыванию М.Горького на I Всесоюзном съезде писателей в 1934 году о том, что на него «произвел потрясающее впечатление ашуг Сулейман Стальский», за поэтом вместе с оценкой «Гомер ХХ века» прочно закрепился и ярлык ашуга.
Время требовало, выбирало людей, которые стали бы проводниками в жизнь новых идей. Таким хотели видеть и Сулеймана, «певца из народных масс», которого «открыла и вознесла революция». Поэтому был искусственно культивирован хрестоматийно-глянцевый образ Стальского-Гомера ХХ века. А для придания этому образу некоторой таинственности и экзотичности, был придуман миф о «безграмотном ашуге». Тщательно отбирались и стихи, отсеивая все то, что могло навредить рафинированному образу «народного ашуга».
А его стихотворения стали называться песнями в прямом смысле этого слова. Людей, неискушенных в традициях восточной поэзии, видимо, вводило в заблуждение особое протяжно-напевное чтение Стальским своих стихов. Но эта манера в корне отличается от ашугского песенного исполнения под обязательный аккомпанемент чангура. Да и по жанру, и по форме, и по духовной сути ашугская поэзия значительно отличается от поэтических шедевров Стальского.
Многие исследователи, как это вытекает из их исследований, используют понятие «ашуг» в семантическом ряду «народный поэт», «национальный поэт», «поэт из народа», «неграмотный поэт», «поэт устного жанра», «сочиняющий устно поэт», «поэт-импровизатор» и т.п., то есть поэт, не похожий на известных им до сих пор пишущих поэтов. Такое понимание мы встречаем у многих литераторов, в частности Э.Капиева, у Г.Корабельникова. Так, видимо, представлял это и М.Горький, называя С.Стальского ашугом.
Но понятие ашуг на востоке имеет два конкретных значения: 1) ашуг – влюбленный и 2) ашуг – сочинитель-импровизатор песен, который, странствуя с чангуром, поет свои песни и тем зарабатывает на пропитание. Как известно, Стальский не занимался таким ремеслом, ибо не был ашугом, не участвовал в ашугских состязаниях, не пел под чангур свои стихи, и песен у него нет. Струнный инструмент чангур является обычным атрибутом в лезгинской семье, его вешают на стену, даже если хозяин не умеет на нем играть. В своих стихах сам Стальский ни разу не называет себя «ашугом», а называет себя только – «шаир», то есть поэт (не «певец- исполнитель» и не «импровизатор», хотя, как большой мастер, не был лишен и дара импровизации).
И в приводимом Е.Добренко для примера подарочном издании «Сталинская Конституция в поэзии народов СССР» информация о С.Стальском и его поэзии как «ясные и мудрые в своей простоте, идущие от тех же восточных форм, ашугские песни народного поэта-орденоносца Дагестана Сулеймана Стальского» несколько неточна: у С.Стальского не было и нет ашугских песен, ибо он не был ашугом.
Безусловно, как и у многих национальных поэтов, творчество Сулеймана Стальского подпитано фольклором. Но, пользуясь традициями в поэтической культуре, Стальский стал новатором в поэзии. Смелым и новаторским шагом является придуманная поэтом форма сатирического политического аполога. Новаторством является и его неприкрытый реализм в изображении событий, которым он был свидетелем.
Стальского нельзя называть безграмотным. Да, он не умел читать и писать. Но, по свидетельству его современников, в частности Э.Капиева, «память у него была феноменальная, он держал в голове многие тысячи строк своих и тысячи строк чужих стихов. Он творил просто, как говорил». Касаясь вопроса о неграмотности Стальского, нужно учитывать восточную традицию устной просвещенности, когда известные мазаны (поэты), жеряхи (целители), максаны (мудрецы), владея богатыми и обширными знаниями своего времени, обходились без письменной грамоты. По свидетельству П.Павленко, Стальский, кроме своего родного лезгинского, «владел тюркским, иранским языками.
Это был человек острый на слово, остроумный, любивший мудрую пословицу и поговорку, которых он знал несметное количество. Он знал также много лезгинских, тюркских и иранских стихов. Он помнил наизусть около двухсот песен и поэм Етима Эмина, своего учителя в поэзии». Кроме того, поэт знал много сказок, народных песен, легенд и притч. Читал наизусть тысячи строк из Низами, Хакани, Саида, Е.Эмина и других поэтов. (Кстати, значительная часть творческого наследия Етима Эмина записана Гажибеком Гаджибековым у Сулеймана Стальского). К концу жизни Стальский немного понимал по-русски. То есть, несмотря на то, что не владел письменной грамотой, Стальский был одним из мудрых и передовых людей своего времени.
Самым весомым и убедительным аргументом, развенчивающим надуманный «миф о безграмотности», служит его мудрая высокая поэзия, истоки которой в жизни народа, в его фольклоре и традициях, культуре и истории.