Первые годы жизни ребенка у лезгин

В традиционной родильной обрядности лезгин первые годы жизни ребенка считались решающими для его последующего нормального развития. Этот период изобиловал определенными обрядами, как магическими, призванными оградить ребенка отнеблагоприятного воздействия сверхестественных сил, так и обрядами, которые отражали определенные возрастные этапы в жизни ребенка.

В традиционной родильной обрядности лезгин первые годы жизни ребенка считались решающими для его последующего нормального развития. Этот период изобиловал определенными обрядами, как магическими, призванными оградить ребенка отнеблагоприятного воздействия сверхесгественных сил, так и обрядами, которые отражали определенные возрастные этапы в жизни ребенка. К магическим обрядам прибегали сразу после рождения ребенка. Прежде всего его изолировали от возмож­ ного воздействия неблагоприятных сил. Наиболее опасными для ребенка считались первые сорок дней жизни, называемые у лезгин чила (от перс. - сорок). Именно в этот период он был наиболее уязвим. 

В состав большого срока - большая чила (чIехи чила) входила маленькая чила (гъвечIи чила). Маленькая чила - первые три дня - была самой опасной для ребенка и роженицы. Широкий спектр защитных средств и обрядовых действий должны были обезопасить их от "нечистой силы", которая угрожала им в первые дни. Особенно опасной считалась Ал-паб - демоническое существо, которое представляли в образе уродливой женщины с длинными распущенными волосами и длинными грудями. 

По поверьям лезгин, стоило роженице в первую ночь сомкнуть глаза, Ал-паб могла подменить ребенка или навлечь тяжелую болезнь на него. А потому всю ночь роженице не давали спать и ни на минуту не оставляли ее одну. Все это время в комнате, где находилась роженица с ребенком, горел огонь. Он должен был охранять их от злых сил. Средством отпугивания злых духов была, по поверьям, стрельба. Как только ребенок появлялся на свет, мужчины стреляли из ружей. В комнате, где находился ребенок, на окна или у входа ставили банку с водой, в которую клали яйцо, древесный уголь и соль; считалось, что сила дурного глаза притягивалась яйцом, и если оно лопалось, то это доказательство того, что сглаз подействовал на яйцо, минуя больного. 

В период большой чилы ребенка всеми средствами оберегали от болезней, причиной которых считали порчу. Порча могла исходить от определенной категории людей и веществ, потому с первого же дня рождения ребенка старались оградить его от ее возможного негативного воздействия. 

Так, нельзя было навещать роженицу с ребенком бесплодной или менструирующей женщине. Избегали являться к роженице с ребенком сразу после похорон, ибо порча моша перейти к ним от мертвеца. Из предметов и веществ запретными для ребенка считались: сырое мясо (табу на кровь), мука, соль, мед, железные предметы, огонь, горячая пища. Если необходимо было что-либо внести в комнату из того, на что налагался запрет, то ребенка перед этим выносили из комнаты и заносили лишь после того, как предмет или вещество были занесены. Негативное воздействие могли оказать на ребенка женщина с золотыми и серебрянными украшениями, мужчина с ружьем. 

Нельзя было заходить к ребенку сразу после работ на мельнице, необходимо было очиститься от муки, представлявшей, как считалось, опасность для ребенка. Не рекомендовалось также заходить к новорожденному с пустой посудой, с новыми, еще нестиранными одеждами, человеку, убившему кого-либо. Если же нужно было, чтобы они зашли, то ребенка выносили из комнаты и лишь потом заносили: как в случае с табулированными предметами. Считалось, что порчу на ребенка мог навлечь собственный отец, поэтому нельзя было заворачивать его в отцовские одежды. 

Отец не должен был входить в комнату, где находился ребенок. В случае, если эта произошло и новорожденного предварительно не вынесли из комнаты, ребенка три раза просовывали между ног отца. Совершенно противоположное отношение можно обнаружить у русских, украинцев и других народов, которые заворачивали новорожденного в отцовскую рубаху или пеленку. Тем самым считалось, что на ребенка перейдет вся любовь отца, вся его симпатия. От болезней, полученных в результате порчи, можно было избавиться при помощи различных способов, наиболее распространенными среди которых являлись омовение. Для этого брали лоскут одежды подозреваемого или землю с его следов, сжигали их, размешивали пепел в воде и этой водой обмывали больного ребенка. 

В некоторых случаях достаточно было подозреваемому помыть свои руки в воде и этой водой можно было обмыть больного. Универсальным средством для омовений явля­лись специальные чаши - "чилад жам" (чаша от чила), которые привозились из Мекки паломниками, совершавшими хадж. Они были сделаны из меди, внутренняя поверхность их была выгравирована арабскими письменами. Явлением несколько иного порядка был сглаз (бедназар), представлявший неменьшую опасность для ребенка. 

Первейшее средство от сглаза - всевозможные обереги, а среди них прежде всего амулеты и талисманы. Много оберегов помещали в колыбель. Под подушечку клали хлеб, у изголовья - какой-нибудь железный предмет или ножницы, которыми обрезали пуповину ребенку. Саму отпавшую пуповину заворачивали в тряпочку и засовывали в уголочек колыбели. Для мальчиков от сглаза к колыбели подвешивали камешки, сделав в них отверстия, для девочек - бусину. Желтоватые камни подвешивали, чтобы предохранить ребенка от желтухи, белые - для красоты и благополучия, серебрянную монету, чтобы стал богатым. Вместе с другими предметами в колыбели нередко находилась книга со священными текстами, это часто наблюдалось в тех семьях, где дети часто умирали. 

Для тех, кто участвовал в церемонии укладывания ребенка в колыбель, готовилось угощение, иногда устраивалось празднество в честь рождения (особенно мальчика), с приглашением родственников и членов тухума. " Важным событием в жизни новорожденного являлось наречение имени. В каждой семье имелось свое наследственное имя, которое должно было перейти к ребенку от умершего члена семьи или близкого родственника. Дать ребенку имя человека, находящегося в полном здравии, значило нанести тому тяжкое оскорбление. В то же время не пользовались именем рано умершего человека, чело­века с несчастливой судьбой или того, кто пользовался дурной славой. 

Словом, имя должно было принести ребенку счастье и уберечь его от возможных ударов судьбы. В случае, если ребенок долго болел, то меняли его имя. Тщательный уход за ребенком не велся. При болезнях лечили травами и другими средствами народной медицины. Однако очень часто прибегали к иррациональным методам лечения. По представлениям лезгин, прежде чем приступить к лечению, необходимо было выявить объект, который якобы стал причиной болезни. 

Обычно за этим обращались к духовному лицу, чтобы он определил "виновного в сглазе". Но нередко прибегали и к такой процедуре: ребенка сажали в середину очерченного углем круга, над головой держали таз с холодной водой, куда лили через кольца ножниц растопленный воск. Воск, попадая в холодную воду, застывал, образуя фигурку, которая по форме могла напоминать различные предметы, животных и людей. Если фигурка, например, напомина­ ла кошку, то брали какую-нибудь реальную кошку, окунали ее в воду и згой водой в течение трех сред (среда считалась наиболее благоприятным для лечения днем) мыли ребенка. 

Фигурку из воска заворачивали в тряпочку и засовывали в такое место, куда не ступала нога человека. Если ребенок долго и серьезно болел и средства вроде омовения не помогали, прибегали к более сложным обрядовым действиям. В марте, когда пробуждалась природа и начинались полевые работы, родители больного ребенка копали на своем участке две ямы и соединяли их, проделав в стенке отверстие. Через это отверстие семь раз просовывали ребенка. 

В обрядах исцеления ребенка от болезней нередко присутствовало магическое число семь. (Так, если ребенок много плакал, брали семь крупинок соли, водили по лицу, читая при этом молитву, а затем бросали в огонь.) Больного ребенка семь раз просовывали через отверстие в крыше дома. В день, когда на небе появлялась радуга, семь девушек (в соответствии с семью цветами радуги) собирались в каком-нибудь месте, каждая брала в рот немного риса, жевала его и затем выплевывала. Считалось, что это могло помочь больному ребенку. Практически всем лезгинам известен следующий обряд исцеления: из семи домов собирали муку и пекли большой хлеб и в его середине вырезали отверстия, через которые передавали больного ребенка. Непременным условием было следующее: женщина, собиравшая для этих целей муку, должна была обойти семь домов, не сказав не единого слова. 

В обряде принимали участие около десяти женщин. Одна женщина держала хлеб,- мать подавала ребенка, третья - принимала. Затем ребенка просовывали между ног семи девушек. В одних селениях это были девочки, в других - взрослые девушки, в третьих - только засватанные девушки. Этот обряд был описан Б. Буткевичем, побывавшем у лезгин в начале 20-х годов нашего столетия. От него мы узнаем, что больного ребенка приносили на то место, где скрещивались три дороги. Там его ждали три взрослые девушки. "Одна из них, - писал Б. Буткевич, - держит чурек с вырезанным отверстием в середине. Другая берет ребенка, просовывает его через это отверстие, а третья - принимает. Это проделывают три раза. Потом ребенка просовывают между ног каждой девушки и тоже три раза. После всего девушки несут мальчика (надо заметить, что основное число этих обрядов проводилось именно с мальчиками - Б.Р.) на кладбище. Одна кладет его в развалившуюся могилу и говорит: "Мне его не надо", а вторая бери 1 его со словами: "Мне он нужен". Этот способ имеет благоприятное действие и ребенок в таких случаях поправляется" (См.: Рукописный фонд Института истории, языка и литературы Дагестанского научного центра РАН. Ф.5. Оп.5. Д.49. Л.18).

 

Еще раз отметим, что вышеуказанные обряды по преимуществу проводились для излечения мальчиков, так как именно они представляли истинную ценность с точки зрения горских реалий. Мальчика старались уберечь от болезней всеми возможными способами. 

Болезненного ребенка даже состоятельные родители одевали в рваные и грязные одежды, не умывали, или специально мазали ему ухо, щеку, нос сажей. На одежду навешивали амулеты, которые представляли собой небольшие мешочки из материи, прямоугольной или треугольной формы с различным содержимым: от написанных на клочках бумаги молитв до тех или иных предметов (железо, зуб, собачий кал, кусочек древесины айвового дерева, сера со спичек, камешки или зерна, подобранные на развилке дорог и др.). 

Эти мешочки пришивались к одежде ребенка - на спину, плечо. Иногда пришивали бусину от сглаза (вилин хат), прикалывали булавку. По прошествии чила - опасного периода в жизни ребенка, - его развитие уже не внушало таких опасений, однако каждый этап взросления ребенка отмечался определенными обрядовыми действиями. К окончанию чила обычно приурочивали первую стрижку. Считалось, что "утробные волосы", если их долго не стричь, могут причинить ребенку вред. Мальчиков стригли даже раньше, чем девочек. Отношение к состриженным утробным волосам было особое. Их ни в коем случае нельзя было выбрасывать, чтобы на них никто не наступил. Первая стрижка являлась ответственным делом, поручали ее мужчине - какому-нибудь старшему члену семьи. 

После стрижки волосы заворачивали в тряпку под подушку в колыбель, для того, чтобы ребенок хорошо спал. Ногти ребенку не стригли долго, считалось, что в противном случае он мог вырасти вором. Отрезанные ногти, как правило, выбрасывались в укромное место, либо сжигались, чтобы злые духи не могли навредить ребенку. Лишь изредка их клали в колыбель. При появлении первого зуба, тому, кто заметил его, мать ребенка должна была дать иголку, чтобы зубы выросли острыми. Чтобы зубы росли быстрее у ребенка разрывали немного ворот рубашечки - как бы путь освобождали. 

Сама же мать ни в коем случае не должна была первой заметить, что у ее ребенка появился первый зуб. Если же это случилось, она должна была разорвать ворот своей нижней рубашки, иначе зубы у ребенка могли плохо расти. Первый упавший зуб не выбрасывали, его клали в расщелину стены. При этом говорили примерно следующее: "Мой зуб - ягненку, ягненка зуб - мышонку, мышкин зуб - мне". 

Определенными обрядами сопровождались первое вставание ребенка на ноги и первые его шаги. В этом случае старшая женщина в доме сыпала на него калар - смесь жаренных зерен пшеницы с коноплей. Иногда, когда ребенок начинал ходить, имитировали разрезание пут - чтобы хорошо ходил и не падал. Одним из значительных обрядов детского цикла для мальчиков был обряд обрезания - сюннет. Обрезание, встречавшееся у многих народов с глубокой древности, являлось частью обряда инициации. 

У лезгин, как и у других народов Дагестана, сюннет появился с принятием ислама. Определенных возрастных границ для сюннета не было: были случаи, когда обрезание ребенку делали еще в колыбели. Однако чаще это был возраст от двух до четырех лет. Благоприятным временем для сюннета считались весна и осень, когда раны заживали быстрее и с меньшими осложнениями. В народе же говорили, что лучшее время для сюннета - когда кизил поспевал. Как событие жизненного цикла сюннет у лезгин не проходил незамеченным. По случаю сюннета устраивалось небольшое угощение, родственники приносили мальчику подарки. Особый размах это событие приобретало в том случае, когда нескольким мальчикам в семье делали обрезание одновременно. 

Таковы в целом первые годы жизни ребенка у лезгин. Весь период, как мы убедились, был пронизан множеством обрядов магических и полумагических, преследовавших одну и ту же цель: сохранение жизни ребенку и обеспечение ему нормального развития.