Женщина и горы (продолжение)

Начало статьи можете прочитать ЗДЕСЬ
Сорок лет одиночества в покинутом и разрушенном селе

Рассказ чабана

Одинокая жительница заброшенного села нет-нет да вспоминалась. Неужели она так и не уехала? Не случилось ли с ней что?.. Два года спустя, хорошим июльским днем, мы опять оказались в Гра. По бывшей улочке, заваленной камнями и заросшей бурьяном и крапивой, под стенами, непонятно как державшимися, мы не без труда пробрались на площадь с годеканом, где еще возвышалась мечеть со старинными надписями на стенных камнях. Постояли, представляя себе прошлое села… Вспомнили слова, услышанные от тети Биче два года назад: «Я не представляю свою жизнь в другом месте. Мои односельчане польстились на легкую жизнь, Бог им судья. Но я не могу бросить эти развалины и дедовские могилы…»

Мы прошли к знакомому дому. Створки ворот завязаны проволокой. В окне, выходящем на улицу, ни кружевной занавески, ни даже стекол. «Уехала, не сумела больше? Или…». Мы направились к роднику на окраине села и удивились, увидев там молодого чабана, сидевшего на расстеленной бурке. На зеленом косогоре напротив, через балку, словно прилипнув, паслась белая отара. Чабан Муса оказался из соседнего села Луткун, он успокоил нас, сказав, что тетя Биче пребывает в добром здравии. Парень говорил о ней очень уважительно и вот о чем еще нам поведал.

– О ней, случается, слышишь всякое, но я-то знаю, что она женщина добрейшей души, чистых помыслов и умная. В прошлую зиму, когда еще не было большого снега, я пас овец на этом же склоне. После полудня я не заметил, как задул холодный ветер и все кругом окутал туман, такой густой, что в трех метрах ничего не различишь. Овцы мои разбежались, я гнался за ними, выбиваясь из сил, но не мог их собрать. И помощи ждать не от кого, ну хоть плач.

Вдруг раздался женский голос: «Сынок, да вселится радость в твое сердце! Что случилось, почему ты кричишь?» Это была тетя Биче. Объяснять ей ничего не пришлось. Сначала она успокоила меня, потом начала ласковым голосом, как-то неподражаемо, зазывать овец. И животные, которые, разбегаясь в тумане, довели меня до отчаяния, тут и там заблеяли и стали собираться на ее голос. Она продолжала говорить с ними, ласково, как с неразумными детьми. Обратилась ко мне: «И животные любят ласку, сынок, а ты только кричишь на них… Уже поздно, в такую погоду дорога небезопасная, и ты устал. Погоним овец в село, сам тоже отдохнешь до утра».

Я смотрел на нее как на своего ангела-хранителя. Потом, омыв руки и ноги теплой водой, я сидел в комнате, где в очаге трещал, разгораясь, хворост. После ужина я сладко заснул под овчинным тулупом. Утром, проснувшись, нашел свои постиранные и уже высохшие носки, вымытые сапоги. На скатерти меня ждали горячий чай и завтрак. Теперь скажите, разве можно не уважать ее, как родную мать?..

Обиды нет прощения

Как мы уже узнали от чабана Мусы, он был свидетелем приезда к тете Биче близких родственников из села Бут-Казмаляр, Магарамкентского района. Они уговаривали ее уехать с ними, а она им ответила: «Спасибо, что помните обо мне. Только не старайтесь напрасно, знаете ведь, отсюда я никуда не уеду».

Но вот она и сама появилась на изгибе тропинки с большой вязанкой сена за спиной, однако шагала уверенно… Мы сидели уже в знакомой комнате, где в летний день попахивало сыростью. Одеяние на хозяйке выглядело еще старее, лицо смуглее, преждевременные морщины гуще, а карие глаза по-прежнему теплятся улыбкой.

– Увидели, что в окне разбито стекло и нет занавески и решили, что ты уехала.

– Да вселится радость в ваши сердца! Как мне уезжать, если во всем селе только у моего дома не обвалилась крыша, а из трубы идет дым? Что и зачем менять мне на старости лет? А стекла в окне разбивают голуби. Раз-другой я вставляла новые, но зимой опять разбивают. Ну и предоставила им комнату – большую и на солнечной стороне. Может, голуби не хотят, чтобы я была одна? Мне достаточно и этой комнаты с очагом.

Очаг она быстро затопила по ходу расспросов, как и в первый раз, не слушая нас, застелила скатерть на низенький столик. Мы пили чай, заваренный на горных травах, и беседовали. Не оставляли мысли… По своей воле лишить себя незаменимых удобств современной жизни, самых обычных радостей, нормального людского общения? Что ее заставляет? И разве так духовно ущербны все сельчане, которые переехали на равнину?.. Или наши вопросы подвели к этому, или самой тете Биче надо было перед кем-нибудь выговориться, она сказала: «Вижу, вы проявляете ко мне внимание. Если уж так хотите, расскажу вам про свою жизнь».

Однако решение далось ей нелегко: изменилась в лице, сдерживая прорывавшиеся рыдания, вышла в переднюю комнату, чем совершенно смутила нас. Но вернулась успокоившейся, как будто ничего не произошло, неся старый медный самовар, еще дымящийся…

Да, было и то, о чем мы успели услышать от других: на заре туманной юности не обошлось без любовной драмы. Она и парень из их села полюбили друг друга, так полюбили, что, когда он уходил в армию, они заключили тайный сговор и поклялись в верности. Ее хотели выдать замуж, но она воспротивилась, не дала себя уговорить. Потом поняла, что взяла грех на душу, ослушавшись отца с матерью. А через три года ее возлюбленный вернулся в село с другой. Первое потрясение в жизни оказалось таким сильным, что она решила никогда не выходить замуж.

Потом случилось нечто более серьезное. Она, молодая девушка без больших притязаний, была техничкой в школе. Директором работал ее двоюродный брат со стороны отца. Отношения между ними были по-родственному уважительными. Все началось с какого-то пустяка. Ссылаясь на выдуманную причину, ей урезали зарплату. Она попыталась разобраться, но директор-родственник обошелся с ней грубо, мол, уборщица, а туда же, будет что-то выяснять. Проглотить бы ей обиду и все бы обошлось. Но не вытерпела, по молодости захотела справедливости и пожаловалась в райсовет. Потом наступил день, который она так ярко помнит, как будто все это происходило вчера.

Она и другие девушки возвращались с родника с кувшинами за плечами. На сельской улице появилась и притормозила возле них машина «виллис». Оттуда вышли трое мужчин, в том числе и директор школы. Один жестко приказал ей: «Залезай в машину». Может, они ошиблись? Но ее не стали выслушивать. «Быстро, мы вылечим твою болезнь». — «Какая болезнь? Ты почему молчишь?» — обратилась она к директору-родственнику. Незнакомец толкнул ее к машине: «Я доктор, знаю, что делаю». Она опустила на землю кувшин с водой, сказала: «Пусть будет по-вашему, я пойду, переоденусь». Но ее взяли с двух сторон и затолкнули в машину, порвав платье и вывихнув палец.

Эту позорную сцену видели не только девушки, возвращавшиеся с родника, но и другие сельчане, и мужчины, среди которых были даже ее родственники. Но никто не заступился за нее…

Она оказалась в известном учреждении в Берикее. И вот ведь как бывает: там люди оказались добросердечнее, чем ее односельчане. После тщательного обследования ей объявили, что со здоровьем у нее все в порядке, если не считать вывиха пальца, и она может уехать. Но куда, в село? Она не смогла так сразу, напросилась и осталась там уборщицей и санитаркой и лишь через год вернулась в село… Никуда не жаловалась? Нет, хоть и советовали. Пожаловалась один раз, достаточно. Если не можешь по-другому, то лучше оставаться со своей обидой и с этим вопросом, на который она так и не нашла ответа: почему тогда никто не заступился за нее? Почему?!

— Тетя Биче, вы наказали сами себя, и слишком строго!

— Не надо так говорить, да вселится радость в ваши сердца! У каждого своя судьба. Надо быть благодарным за то, что тебе отпущено Всевышним. Мне грех жаловаться: здорова, независима, живу в родном селе. И не так уж я здесь одинока. Животные и птицы, травы и деревья — со всеми я умею говорить, понимаю, о чем журчит каждый здешний родник. Одно тяжело: видеть, как разрушается то, что еще осталось от села. Вчера упала стена дома у моего соседа…

Солнце садилось за гору, когда мы вышли из дома. Она проводила нас до окраины села, сказав, что сюда забредают злые волкодавы от отар, могут накинуться на незнакомых людей.

Дороги, которые мы выбираем

После той встречи тетя Биче стала для нас чуть ли не по-родственному близким человеком. Она так и не уехала никуда. Незаметно пролетали годы, мы продолжали ее навещать, хотя и изредка, предлагали ей всякую помощь, от которой она обычно отказывалась.

В последний раз мы побывали у тети Биче прошлым летом. Режиссер Николай Макаров и оператор Кирилл Тихомиров из Санкт-Петербурга, снимавшие телефильм о быте, обычаях и традициях лезгин, услышали в Ахтах о женщине, в течение десятков лет в одиночестве живущей в заброшенном селе, и пожелали встретиться с ней. (Забегая вперед, скажем: питерцы неплохо поработали, их фильм «Лезгины. Сторожевые башни памяти» прошел по каналам «Моя планета» и НТВ.)

Село Гра окончательно разрушилось. Большие стены старой мечети, так долго выстоявшие, теперь лежали на земле, напоминая разброшенные кости домино. Годы еще явственнее наложили свою печать и на тетю Биче, и на ее бедное жилище. На вопросы гостей она отвечала со спокойным достоинством.

— Да вселится радость в ваши сердца! Вы неправы, считая, что я убежала от людей. Я просто решила: здесь родилась, здесь и умру. Убежали мои односельчане, бросив могилы предков. Никто меня ни к чему не вынуждал, я сама выбрала свою судьбу. Здоровье? Болезни ко мне подступают. Но от старости нет лекарства. Ослабела, да, вот корову уже не держу… Нет, не уеду. Если бы пожелала, уехала бы раньше. Отсюда у меня один путь. Однако Всевышний медлит, наверное, пока я тут нужна. Может быть, здесь кто-то должен появиться, прежде чем мне уйти насовсем. Ведь кто-то должен охранять село…

Она попрощалась с нами у ворот, по своему обыкновению поблагодарив нас за то, что вспомнили и навестили ее. На обратном пути мы то оживленно разговаривали, то задумчиво молчали. В очередной раз, нарушив наступившую тишину, Николай Макаров сказал: «В первые минуты действительно показалось, что она… странная. Но нет, тут другое. Она выбрала такую судьбу не потому, что не хватило ума…»

И в машине опять наступила тишина…